Книга Дай на прощанье обещанье - Татьяна Булатова

– Это тебе от меня, Наташа. Иди.

Сиделка смотрела на Верочку во все глаза: такое она видела в первый раз. Обычно пожилые люди, чувствуя свою слабость, наоборот, стремились к ощущению абсолютной власти над ней, нанятой родственниками сиделкой. Запамятовав, как зовут себя самих, они требовали исполнения любого «каприза» за немыслимые, как им казалось, деньги родственников. Почему-то о затраченных на их содержание средствах они помнили лучше, чем о необходимости принять лекарство. Поэтому с наслаждением гоняли ее, Наташу, то туда, то сюда. Чаще обычного такие старички и старушки просили «утку», требовали попить, почесать, погладить, поправить простыню… А эта никакого надзора над собой не терпела и, если вдруг нужно было по-маленькому, гнала прочь сиделку из комнаты, а потом стыдливо отворачивалась, когда Наташа из-под нее вынимала судно.

– Газетой прикрой, – гневалась она при виде полного равнодушия сиделки к тому, что вырабатывает организм.

– Хорошо-хорошо, – спохватывалась Наташа и исполняла волю Веры Павловны, что и говорить, привыкшей к полному подчинению всех домашних, включая соседей.

– Ты что, другого дела-то себе не нашла, как только за старыми пердунами присматривать?

– Так вышло, – уходила от ответа сиделка.

– Что так вышло? Мать твоя куда смотрела, чтоб так не вышло?!

Наташа опускала глаза.

– Ладно, ничего мне не говори, – разрешала Кукуруза. – Живешь, и то хорошо, а старух на твой век хватит! Без денег не останешься.

Выдворив сиделку из своего дома, Верочка пришла в благостное расположение духа и решила сама подняться с постели. Это оказалось практически невозможным. Ноги не дотягивались до пола, голова кружилась. Одним словом, произошло то, чего так боялся предатель Лешка: Вера Павловна навернулась с постели на пол.

Именно в таком положении и обнаружил ее Алексей Николаевич, примчавшийся к означенному времени, чтобы отпустить сиделку.

– Мама! – всплеснул он руками и приготовился к самому страшному.

– Где тебя черти носят, Лешка? – возмутилась Верочка. – Лежу, как куль с мукой. Мамы нет. Коля ушел.

– Где сиделка? – заорал Алексей Николаевич, моментально забывший о надвигающемся сиротстве.

– Я ее выгнала, – призналась Вера Павловна.

– С какой стати?! – пришел в полное неистовство предатель Лешка. – Я ее для того и нанял, чтоб ты…

– Вот я и выгнала, – договорила Кукуруза и потребовала: – Поднимай давай уже.

Алексей Николаевич, красный от возмущения, потянул мать под мышки и рывком поднял ее на ноги. Те упорно подламывались и отказывались держать свою владелицу. Водрузив Веру Павловну на кровать, подоткнув со всех сторон одеяло, предатель Лешка грузно брякнулся на стул и тяжело задышал.

– Чего сопишь-то? – не открывая глаз, сделала замечание Верочка.

Алексей Николаевич не удостоил мать ответом и продолжал сопеть, пытаясь усмирить выскакивающее из груди сердце.

– Худеть тебе надо, – заявила уже довольная Кукуруза. – Пыхтишь, как паровоз. Это мыслимое ли дело – здоровый мужик! Старуху поднял и чуть не надорвался!

– Ты можешь помолчать хоть пять минут? – не выдержал сын.

– Ага! Прикажи еще, когда мне молчать, когда слово молвить.

– Что ты выдумываешь?!

– Ничего я не выдумываю! – заспорила Вера Павловна. – Сиделку приставили. Сидит, главное, и смотрит. Сидит – и смотрит. Глаза свои выпучит оловянные и – нишкни. Слова не допросишься.

– Ее для этого и нанимали, чтоб молча сидела и смотрела за тобой.

– Я что, принцесса цирка, чтоб на меня смотреть? Не будет такого: я сама! Устроили тут мне: чужих наприглашали, меня не спросили.

– Да кто тебя спрашивать-то должен?!

– Коля вот всегда меня спрашивал! Как я скажу – так и сделает.

– Хватит мне на Колю кивать! – взвизгнул предатель Лешка и схватился за сердце.

Верочка приоткрыла левый глаз, а потом зашарила под подушкой.

– На вот! – протянула она сыну пластинку валидола. – Под язык положи. И не ори на меня. Я тебе все-таки мать. Уйду вот (она секунду подумала), как Коля, тогда и ори на здоровье. Все равно тебя никто не услышит. Потому что останешься ты полный сирота, никому не нужный…

От нарисованных матерью перспектив Алексею Николаевичу стало страшно. Он представил себя лежащим на месте Веры Павловны в гордом одиночестве. Вина, копившаяся столько лет после рокового ухода из семьи, схватила его сердце железными лапами-крючьями и сжала с такой силой, что предатель Лешка чуть слышно застонал.

Верочка тут же отреагировала на звук со скоростью, не свойственной человеку, перенесшему гипертонический криз и полдня провалявшемуся на холодном полу:

– Напугался?! Не бойся. У тебя Симка есть. Она, хоть и обижена на тебя, не бросит. Стакан с водой подаст и сиделку к тебе приставит. Вот и будет эта сиделка напротив тебя сидеть, глаза вытаращив, и судно под тебя подкладывать. Чужо-о-ой человек! А я на тебя с того света смотреть буду и вспоминать, как ты меня предал, когда с чужой девкой оставил!

– Да прекратишь ты или нет?! – зароптал Алексей Николаевич, заблудившийся, словно в лесу, среди нахлынувших на него чувств. Страх, вина, жалость, раздражение, брезгливость сплелись в нем в лохматый клубок, выдавивший из него сердце. И вот теперь оно стучало где-то в стороне – руках, ушах, горле, но только не на своем привычном месте.

– А чего я делаю-то? – искренне удивилась Кукуруза. – Я правду говорю.

– Какую ты правду говоришь?!

– Ту самую, – поджала губы Вера Павловна и закрыла глаза.

Устроившись на знаменитом «Колином диване», закрыл глаза и предатель Лешка. Ночью ему мерещилось, что Вера Павловна зовет на помощь. И тогда он непривычно для себя легко вскакивал с дивана, подбегал к матери и склонялся над ней, но ничего, кроме ровного дыхания счастливого человека, разобрать не мог и на цыпочках, с чувством удовлетворения, вновь пробирался в «зало», где ждал его гостеприимный диван, пахнущий детством.

Детство быстро закончилось с утренним явлением Серафимы, обвешанной сумками, и с привычным баулом за плечами. Видя это висящее на внучке кожаное недоразумение, Верочка огорчалась и втуне подозревала, что финансовые дела Симки окончательно зашли в тупик. Как могла, Кукуруза пыталась исправить положение и выдавала внучке деньги с просьбой купить «что-нибудь приличное». «Ну, ридикюль там какой-нибудь, чтоб перед людьми было не стыдно… А то как нищенка, с торбой…»

– Бабусечка! – смеялась Серафима. – Это модно. Это же кожа. И потом – мне так удобно, туда все помещается!

– Ты все-таки женщина молодая, а не грузчик, чтоб все за плечи закидывать. Купи себе нормальную сумку, Христом Богом прошу.

Серафима, зная упорство Веры Павловны, быстро сдавалась и брала деньги, чтобы потом на них купить ей же очередную новомодную блажь в виде компрессионного белья, рекламируемого по телевизору, панацеи из акульего хряща в пластиковых банках или нескольких флаконов Биттнера. Верочка, рассматривая «подарок», картинно огорчалась и, вцепившись в «дары» двумя руками, пыталась их вернуть Серафиме.