Книга Война конца света - Марио Варгас Льоса

Вот почему все были несказанно удивлены, когда она появилась на кладбище, где возводили ограду несколько доброхотов, пристыженных речами смуглого длинноволосого человека в лиловом одеянии, который в то утро появился в Монте-Санто вместе со своими спутниками – среди них прыгало на четвереньках какое-то странное существо-и стал упрекать горожан за то, что они ленятся хотя бы огородить место вечного упокоения своих близких. Разве усопшие, что сподобились узреть лик господа, говорил он, не заслуживают почитания? Мария Куадрадо молча приблизилась к тем, кто укладывал камни в ряд, окружая могилы с высохшими от зноя крестами, и принялась помогать. Она проработала так до захода солнца, а потом вместе с другими жителями Монте-Санто, собравшимися на церковной площади под тамариндами, стала слушать смуглого незнакомца. Хотя он говорил о боге и утверждал, что для спасения души нужно покончить с собственной волей-отравой, которая внушает человеку нелепую уверенность в том, что он сам – бог, стоящий выше всех остальных богов, – и заменить ее волей святого духа: только тогда человек станет Усердным Муравьем, его слова были всем ясны и понятны. Его проповедь, проникнутая глубокой мыслью и верой, напоминала дружескую беседу после какого-нибудь семейного праздника, когда соседи выходят на улицу поговорить и подышать освежающей вечерней прохладой. Мария Куадрадо слушала Наставника в оцепенении, не сводя с него глаз, не спрашивая ни о чем. Когда совсем стемнело и странника стали приглашать на ночлег, она-тут все с удивлением обернулись к ней-робко позвала его в свою пещеру. Не раздумывая, исхудалый, узкоплечий человек пошел за нею следом вверх по склону горы.

Пока Наставник давал наставления и работал в Монте-Санто-мыл и заново красил все часовни, обносил двойным рядом камней Крестный путь, – он ночевал в пещере Марии. Одни утверждали, что оба всю ночь не спят, а сидят рядышком у разноцветного маленького алтаря, говорят о душе и вере, а другие– что Наставник засыпает на рогоже, а Мария Куадрадо стережет его сон. Так или иначе, она не отходила от него ни на минуту: днем таскала камни наравне и рядом с ним, а ночью, широко раскрыв глаза, слушала его. Но когда однажды утром Наставник покинул Монте-Санто и следом за ним вместе с остальными его спутниками ушла Мария Куадрадо, весь Монте-Санто загудел от изумления.

В Баии, в Верхнем городе, стоит на одной из площадей каменное здание старинной постройки, обнесенное, словно тюрьма, толстой желтой стеной. Вы, должно быть, уже догадались, что это цитадель мракобесия– монастырь Богоматери скорбящей, обитель капуцинов, известных строгостью своего устава и миссионерским рвением. Зачем-спросите вы-завел я речь об этом одиозном для всякого свободомыслящего человека месте? Дело в том, что два дня назад я посетил его и пробыл там несколько часов.

Нет, я побывал там вовсе не с познавательной целью, хотя многие наши единомышленники считают визиты в казармы, монастыри, префектуры совершенно обязательными: люди побарывают глубоко укоренившийся страх перед этими бастионами угнетения и суеверия и убеждаются, что они совсем не так уж несокрушимы и неприступны, как может показаться (помните ли вы, что барселонские заговорщики собирались захватить женские монастыри и насилием вернуть монахиням их женское естество, от которого те отреклись перед пострижением?), – я отправился в обитель капуцинов, чтобы побеседовать с неким братом Жоаном Евангелистом, чье в высшей степени любопытное сообщение мне довелось прочесть.

У доктора Жозе Баутисты де Са Оливейры-я уже писал о нем и о его книге, посвященной краниометрии, – есть один пациент, вхожий к барону де Канья-браве, самому могущественному человеку в здешнем крае. Пациент этот, адвокат по профессии, ожидая, пока подействует приготовленное доктором снадобье, рассказал, что сотня безумцев захватила одно из поместий барона и объявила эту землю общим достоянием. От имени своего клиента адвокат-его зовут Лелис Пьедадес-подал в суд для того, чтобы право собственности, которое барон, без сомнения, собирается решительно отстаивать, было восстановлено, а фазенда возвращена законному владельцу. Революционеру всегда отрадно узнать, что бедняки завладели имуществом феодала, даже если они религиозные фанатики-так сказал мне адвокат Лелис Пьедадес, одновременно пытаясь избавиться от уже погубленного фармакопеей солитера. Я навострил уши, услышав вслед за тем, что они отвергают гражданский брак, признавая лишь то, что адвокат называет свальным грехом, а всякий человек, достигший определенной стадии социального развития, – свободной любовью. «Теперь, когда имеются доказательства царящего там разврата, правительство будет просто обязано принять меры». Доказательством же служит отчет, который он добыл благодаря своим связям с церковью, пользующейся его услугами. Архиепископ Баиянский, обеспокоенный слухами о ереси, послал в Канудос брата Жоана Евангелиста, тот увидел, что там происходит, и вернулся в Салвадор вне себя от страха и отвращения.

Теми же чувствами был проникнут его отчет, и совершенно очевидно, что капуцину нелегко далось это путешествие. А человек свободных взглядов, продравшись сквозь дебри его праведного гнева, испытает подлинное волнение. Мятежников Канудоса, восставших, помимо прочего, и против государственного института, обуздывающего желания и чувства, ведет заложенный в каждом человеке инстинкт свободы, который общество неустанно размалывает жерновами семьи, школы, церкви, государства. Под предлогом неповиновения закону о гражданском браке, учрежденному сразу после падения монархии, мужчины и женщины Канудоса стали соединяться или расставаться, руководствуясь лишь своим желанием и не заботясь об отцовстве зачатых детей, ибо их вождь и вдохновитель, которого они называют Наставником, учит, что все дети-законные уже потому, что родились на свет. Не слышится ли вам в этих словах что-то знакомое? Не воплощаются ли в Канудосе главные идеи революции?

Восставшие утверждают свободную любовь, свободный выбор отца своего ребенка, стирают позорную грань между детьми законными и незаконнорожденными, уверены в том, что человек не наследует ни благородства, ни бесчестья. Теперь вы понимаете, почему, поборов естественное отвращение, я отправился в гости к капуцинам?

Свидание устроил мне вышеупомянутый стряпчий барона де Каньябравы, который полагал, что я уже много лет интересуюсь извращениями религиозного чувства и суевериями (это не так уж далеко от истины), и состоялось оно в обширной трапезной монастыря, расписанной по стенам изображениями мучеников и угодников и окруженной небольшой галереей, где стоит чан с водой. Время от времени к нему приходили с ведрами монахи в коричневых сутанах, подпоясанных белой веревкой. Мой собеседник ответил мне на все вопросы и был довольно словоохотлив, когда выяснилось, что мы можем говорить на его родном языке– по-итальянски. Это южанин, еще не старый, приземистый и пухлый, с густой бородой. По широкому лбу я определил в нем человека, склонного к мечтательности и фантазиям, а по запавшим вискам и плоскому, стесанному затылку-натуру ограниченную, упорную, мелочную. В продолжение нашего разговора стало понятно, что он полон ненависти к обитателям Канудоса-из-за того, что не сумел выполнить приказ епископа и натерпелся страху, проведя несколько дней среди «еретиков», но, если даже принять в расчет злобные преувеличения, его свидетельство впечатляет.