Книга Мешуга - Исаак Башевис Зингер

— Она такая же Мак Брайд, как я турчанка. Ее настоящее имя Бейла Кнепл, она еврейка из Галиции. Ее первый муж был нееврей, и она взяла его фамилию. Я попыталась однажды читать ее стихи, но они вызывают смех. Она хочет быть современной и футуристкой. Кроме того, она пишет картины, и ее картины похожи на ее поэзию — мазня. Как мой отец смог воспылать любовью к такой йенте[58], я никогда не пойму.

— Как вы понимаете, я не моралистка. У меня были мужчины в Польше, и здесь тоже, и я всегда питала иллюзии, что люблю каждого из них или, по крайней мере, что он любит меня. То, что произошло с нашей семьей, это своего рода самоубийство. Вместо того чтобы покончить с собой в России или в концлагерях, многие беженцы принялись убивать себя здесь, в Америке, когда стали богатыми, сытыми, оказались в безопасности. Дня не проходит, чтобы не услышать о смерти кого-нибудь из друзей. Вы верите, что это случайное стечение обстоятельств?

— Я не знаю, чему верить. Существует такая вещь, как желание смерти.

— У меня это тоже есть, — сказала Мириам. — Я учусь, читаю, вдохновляюсь вами и другими, мечтаю о счастье, путешествиях, о том, чтобы иметь ребенка, — а потом начинаю уставать от этой отвратительной игры и хочу покончить со всем. У Макса это желание даже сильнее, чем у меня. Он вечно говорит о смерти. Он хочет обеспечить всех беженцев, особенно меня. Каждые несколько недель он меняет завещание. Он достаточно оптимистичен, чтобы считать, что фортуна от него не отвернется, но я уверена, что рано или поздно он все потеряет. Он, вероятно, говорил вам, что у меня есть муж, Стенли Барделес. Это маньяк, графоман, упертый писака безо всякого таланта. Он отказывается дать мне развод и создает всякого рода трудности. Макс убедил себя, что я беспомощная маленькая девочка, ребенок, но на самом деле у меня часто бывает чувство, что я старая, очень старая.

— Сколько у вас было мужчин? — спросил я, тут же пожалев о своей бестактности.

В глазах Мириам заиграла усмешка.

— Почему вы спрашиваете?

— Я не знаю. Глупое любопытство.

— Много было.

— Двадцать?

— По меньшей мере.

— Почему вы это делаете?

— Возможно, из-за желания смерти. У моей учительницы был брат, который стал моим любовником в Варшаве. Он погиб в Варшавском восстании в сорок четвертом. Когда ты лежишь в дыре много месяцев и едва можешь размять ноги — и твоя жизнь в опасности, — каждая встреча с кем-то из мира живущих становится захватывающим событием. Это было частью цены, которую я платила за мое желание жить. Когда я наконец вышла на свободу и увидела город в развалинах и могилах, я почувствовала, будто произошло какое-то чудо, будто я встала из могилы. У вас есть похожий рассказ — как он называется?

— «В мире Хаоса».

— Да, я читала его. У всех беженцев есть, что рассказать, и некоторые из них прожили жизнь, которая хуже смерти. Мы пробирались в Германию. Дороги кишели самыми разными убийцами — грабителями, фашистами, фанатиками всех видов. Мы проводили ночи в хлевах, конюшнях, в хранилищах картофеля. Иногда мне приходилось спать рядом с мужчинами, которые могли полезть на меня, не говоря ни единого слова. Не было никакого смысла устраивать скандал. Я уверена, что вы находите меня отталкивающей из-за того, что я теперь рассказываю. Однако раз уж вы спросили, я решила ответить.

— Я не имел права спрашивать. И отталкивающими я нахожу убийц, а не их жертвы.

— Агенты из Израиля, члены организации Бриха[59], приходили, чтобы помочь нам. Они тоже были мужчинами, а не ангелами. Что есть у женщины в таких обстоятельствах? Ничего, кроме ее тела. Когда мы добрались до Германии, нас опять упрятали в лагерь в ожидании виз в Америку или в Палестину. Мой отец стал контрабандистом и добился некоторого успеха, но мы все еще были заключенными. Я стала совершенно циничной и начала сомневаться, что где-либо существуют любовь и верность. В Америке я встретила Стенли Барделеса, который показался мне приятным. Я убеждала себя, что нашла настоящую любовь, и слишком поздно поняла, что он дурак. Боже мой, уже без четверти одиннадцать! Вы все еще готовы поехать со мной на Парк-авеню?

— Да, если вам это будет приятно.

— Если мне будет приятно? Каждая минута с вами для меня радость.

— Почему вы так говорите?

— Потому, что вы и Макс — братья, и я хочу быть женой для вас обоих. О, вы покраснели! Вы и вправду еще дитя.

Я сел рядом с Мириам и любовался, как она управляет машиной, куря сигарету. Она сказала:

— Я хочу, чтобы вы знали, что в моем первом гилгул[60] я жила в Тибете, где женщина может быть замужем одновременно за двумя или тремя братьями. А почему бы не здесь? Прежде всего, я люблю и вас, и Макса. Во- вторых, Макс хочет найти мне мужа. Я часто задаюсь вопросом: «Почему мужчинам разрешается все, а нам, женщинам, — ничего?» На днях Макс спросил меня, кого я предпочла бы в качестве моего будущего мужа или любовника — и я ответила немедленно, Аарона Грейдингера. Надеюсь, вы не считаете оскорбительным быть вторым номером. Но Макс старше вас. Он мой первый, и так будет всегда.

— Мириам, мне доставило бы наслаждение быть вторым номером.

— Вы это серьезно?

— Совершенно.

Мириам протянула мне правую руку, и я взял ее. Наши руки были влажными и дрожали, и я ухитрился нащупать ее пульс, который оказался ускоренным и сильным. Она ехала теперь по Медисон-авеню, и я спросил ее почему, ведь нашей целью была Парк-авеню. Мириам ответила:

— Я не могу пригласить вас наверх, пока мать ребенка дома. Как видите, я все распланировала. Вот здесь я записала номер телефона. Подождите десять минут и потом позвоните. Мать ребенка всегда уходит сразу, как только я появляюсь. Она тоже влюблена, по-своему.

Мириам остановила машину, и я вышел. Она дала мне клочок бумаги и сказала:

— Посмотрите на часы и позвоните мне через десять минут. — И прежде, чем я смог произнести хоть слово, отъехала.

«Где этот клочок бумаги, который мне только что дала Мириам?» Так происходило всегда — как только фортуна мне улыбалась, сразу же начинали свои шутки демоны и бесенята. Внезапно я осознал, что сжимаю клочок бумаги в левой руке. «Чего я так волнуюсь?» — спросил я себя. И опять услышал голос отца: «Развратник!»