Книга Дафна - Жюстин Пикарди

Но оставил ли он после себя обещанный роман? Дафна обратилась ко второй книге, присланной Симингтоном, испытывая при этом растущую надежду. Она провела указательным пальцем по тисненному золотом названию на обложке. «А уставшие отдыхают»… звучит неплохо, учитывая, что издание посмертное, хотя Дафна сомневалась, что Брэнуэлл обрел покой, — слишком уж раздражительным предстает он в этих книгах. Том выглядел внушительно — очень красивый переплет из черной кожи, — но если быть до конца честной с собой, история представлялась фрагментарной и местами невразумительной. Да, в ней было много интригующего, в особенности герой Брэнуэлла, его ангрианское alter ego Александр Перси, граф Нортенгерленд, вступивший в адюльтер с замужней женщиной Марией Терстон из Даркуолл-Холла. И конечно же, в Даркуолле было что-то общее с Грозовым перевалом[13]… В какое-то мгновение сердце Дафны забилось сильнее: а что если эта история была ранним наброском романа, появившегося позже, а Мария и Перси — предшественники Кэти и Хитклифа? Брэнуэлл сообщил Лиланду, что работает над своим романом, в сентябре 1845-го, в то время как Эмили уже, возможно, писала «Грозовой перевал», ведь, насколько знала Дафна, книга была закончена следующим летом. Но что если идеи Эмили частично совпали и переплелись с замыслами ее брата? Сюжет у Брэнуэлла неопределенный, временами он вовсе отсутствует, в его истории нет линейного повествования, какого-то внятного начала, середины и конца, отсутствует внутренняя структура, все разрозненно и случайно. Но, даже несмотря на это, Дафна при чтении непроизвольно вспоминала «Грозовой перевал», поскольку брэнуэлловский Нортенгерленд, несомненно, послужил прототипом Хитклифа. Более того, приближаясь к концу книги «А уставшие отдыхают», Дафна обнаружила, что сравнивает ее с рассказом Брэнуэлла о своей любовной связи с миссис Робинсон, — казалось, все эти истории тесно переплетены одна с другой, образуя некую растянутую легенду, художественный вымысел, продолжение той роли, которую играл Нортенгерленд в детских набросках об Ангрии.

Дафна закончила читать, только когда наступили сумерки: грачи уже не кружились над деревьями, сумрак слился с лесной тенью. Ее радостное утреннее настроение постепенно рассеивалось по мере того, как заходило солнце, превратившееся в малиновую дорожку с медным отливом, дрожащую далеко в море, а потом и вовсе исчезнувшую. Жизнь Брэнуэлла была слишком беспросветной для подлинного праздника, слишком много было в ней тщеты и разочарования, что еще больше усиливало дурные предчувствия, нередко посещавшие Дафну в Менабилли с приходом ночи, сколько бы она ни уговаривала себя, что приемлет тьму и что та ничуть не менее плодотворна, чем свет. Но при всем этом ее не покидало странное чувство, что она неразрывно связана с Брэнуэллом: они с ним оба в царстве теней, что бы ни случилось. Она дала себе обет, хотя вслух этого не говорила, что сделает все от нее зависящее, чтобы доказать его участие в создании «Грозового перевала» и, быть может, обнаружить, что против него грешили более, чем грешил он, — ведь она займется расследованием интригующего факта подделки подписей на рукописях Брэнуэлла. Но она знала также, что надо относиться к нему непредвзято: это единственный способ двигаться вперед, и она должна сказать правду, во всяком случае надеяться, что та прорвется наружу.

Дафна встала из-за письменного стола, чувствуя, что надо немного размяться, вышла из хибары и медленно направилась через сад к дому, сознавая, что должна готовиться к поездке в Лондон: навестить Томми в больнице и привезти его наконец домой выздоравливать, как только врачи скажут, что поездка ему под силу. Над ее головой парили летучие мыши, белокрылая сова камнем падала вниз, под деревья, но луну скрывали облака, и звезд на небе не было видно.

Ребекка весь день вела себя тихо, отодвинутая в сторону Брэнуэллом, но Дафна ощущала ее, гневную и отвергнутую, где-то там, в темноте, на опушке леса, — темный силуэт на фоне шуршащих листьев и бледных, молящих о чем-то ветвей буков.

— Не сердись, — сказала Дафна тихо.

Ребекке придется подождать, как, впрочем, и Брэнуэллу, книгу о нем необходимо отложить на какое-то время. Интересно, как они с Ребеккой повлияют друг на друга, пересекутся ли их пути на поросшей лесом земле Менабилли? Дафна рассмеялась и внезапно ощутила прилив эйфории. Больше не будет никаких уверток и выдумок: необходимо заставить Томми понять правду об их браке, о прошлых и нынешних горестях, — тогда и будущее наконец прояснится.

Менабилли,

Пар,

Корнуолл

20 июля 1957

Дорогой мистер Симингтон!

Огромное Вам спасибо за чрезвычайно интересное письмо и за две книги, присланные Вами. Я счастлива, что имею возможность пополнить ими свою библиотеку, и вкладываю чек на четыре фунта, как вы и просили. Вы, конечно, понимаете: я тщательно изучила то, что вы прислали. Некоторые моменты ставят меня в тупик.

«А уставшие отдыхают» кажется несколько бессвязным сочинением, и хотя принято считать, что оно написано осенью 1845 года после возвращения Брэнуэлла из Торп-Грина, некоторые куски кажутся мне близкими к более ранним фрагментам юношеских ангрианских историй. Я очень высоко ценю Ваше мнение по этому поводу, ведь Вы трудились над юношескими работами детей Бронте больше, чем кто-либо еще, и поэтому я отношусь к Вашим суждениям как к наиболее авторитетным и заслуживающим доверия, по крайней мере среди живущих. (Ах, если бы мертвые умели говорить и помогли нам раскрыть эту тайну…)

Откровенно говоря, мне кажется, все прочие исследователи творчества Бронте настолько влюблены в Шарлотту и Эмили, что им хочется верить: Брэнуэлл так и не написал ничего достойного внимания. И все же, когда изучаешь менее известные рассказы и стихотворения, вошедшие в том «Разное» издания «Шекспир-хед», некоторые из них, хоть и приписываются Эмили, кажутся по стилю и содержанию скорее принадлежащими Брэнуэллу. Конечно, если кто-нибудь осмелится предположить нечто подобное, раздадутся вопли негодования! Но я задаю себе вопрос: не сотрудничали ли Эмили и Брэнуэлл гораздо более тесно, чем принято считать, особенно с 1837 по 1839 год, когда проводили наедине много времени — ведь Шарлотта и Энн тогда не жили в Хоуорте? Без сомнения, у них случались переклички сюжетов и персонажей, когда они придумывали истории Гондала и Ангрии, а возможно, и в более поздних стихах и рассказах.

Что же касается Ваших интригующих упоминаний о подделках подписей на рукописях Брэнуэлла, я, конечно же, сохраню это в тайне — заверяю Вас, Вы можете положиться на мою осмотрительность. Но я забегаю вперед в своих мыслях и гадаю, не сможете ли Вы рассказать мне что-нибудь еще о рукописях, подписи на которых были подделаны? Вероятно, юношеские автографы Брэнуэлла было бы выгодно продать за хорошую цену какому-нибудь богатому коллекционеру в Соединенных Штатах, особенно если на них подписи Шарлотты или Эмили?

Конечно, это нахальство с моей стороны — задавать так много вопросов, но Вы единственный человек, с которым я могу этим поделиться. Я все думаю, как Вы посмотрите на то, чтобы продать мне еще какие-нибудь книги или рукописи из Вашей чудесной библиотеки произведений детей Бронте? Я живу далеко от Хоуорта и не могу ездить туда так часто, как мне бы этого хотелось, а домашние обязанности держат меня в Менабилли, поэтому я вынуждена рассчитывать лишь на ту литературу о Бронте, которую удастся взять в Лондонской библиотеке[14].