Книга Прыжок над бездной - Владимир Михановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего тебе, пташка ранняя?
– Отвори, – попросил Иван.
– Смерти захотел?
– Глянуть желаю, что на белом свете деется. А то сидим тут, как в крысоловке.
Стражник покачал головой:
– Нельзя.
– Почто?
– Заказано ворота отворять.
– Вчера я бегал наружу…
– Вчера бегал, а сегодня не побегаешь. Велено никого не впущать и не выпущать, – зевнул стражник.
– А ты потихоньку, в калитку меня выпусти. А? – попросил Иван. – Что ж ты, не знаешь меня?
– Кто ж тебя не знает, прыгунка, – ухмыльнулся стражник. – Только зря просишь.
– Я пробегусь – за мной и ветер не угонится, и мигом обратно.
– Попадешь как кур во щи. А ты вот что, прыгунок, – посоветовал стражник. – Забирайся на стену да и гляди, сколько душеньке угодно.
– И то дело, – согласился Иван и словно ветер помчался к ближайшей угловой башне.
Стражник глядел ему вслед, то ли неодобрительно, то ли восхищенно покачивая головой. Странный он парень, этот Иван Крашенинников. Словно бес в ногах его сидит. Бегает так, что никто в округе за ним не угонится. Куда там! Кажется, Иван, захоти только, и коня доброго обгонит. А как он прыгает, как из лука тугого стреляет, как копье мечет в цель – загляденье! И откуда что берется? Отец его, Петр, забитый мужик, стать у него самая что ни на есть обыкновенная. А у Ивана – любо-дорого посмотреть: стройный, в поясе узок, плечи широкие. Ходит – как по воздуху плывет. Не зря девки на него заглядываются.
По витой избитой лестнице, утопленной в башне, Иван между тем споро выбрался на башню. Миновал выщербленный зубец, вышел на открытый участок и, глянув вниз, застыл, словно завороженный. Зрелище и впрямь было необычным.
Внизу на равнине теснился немирный пришлый люд, который торопился по-хозяйски устроиться у стен монастыря. Ставили палатки, разжигали костры, забивали скотину. Несмотря на ранний час, в стане противника царило оживление. Иногда до Крашенинникова долетали отдельные возгласы. Все это людское месиво колготилось в сырой сентябрьской дымке, сбивалось в кучки, чтобы тут же растечься ручейками, и очень напоминало издали муравейник.
Через несколько минут Иван заметил, как издалека, со стороны Благовещенской рощи, показалась группа воинов в одинаковых одеждах. Они сноровисто волочили по земле какой-то длинный предмет. Острые глаза юноши угадали в нем осадную лестницу, известную ему по рассказам Аникея, его приятеля, который слыл неугомонным выдумщиком и изобретателем всяческих поделок.
Иван смотрел на осадную лестницу, и сердце его еще тревожнее заколотилось. Только теперь он всей душой почувствовал, что впереди, в недалеком будущем – осада, жестокие сражения…
Потянул ветерок, и Крашенинникову показалось, что это сам ангел смерти повеял своим крылом. Из рассказов беженцев он знал, что враг жесток и неумолим. Чего-чего, а пощады от него не жди!
Здесь, за стенами монастыря, находились все его близкие: и многочисленные друзья, и старые родители, и златокосая Наталья. Что ждет их в будущем?..
Несмотря на насупившееся небо, осаждающие продолжали суетиться, что-то кричали, размахивали руками. Вскоре появилась вторая осадная лестница, затем еще и еще. Крашенинников и счет им потерял. Среди всех лестниц выделялась одна, которая была почти вдвое длиннее других.
Иван оглянулся, посмотрел на крепость, которая показалась маленькой и беззащитной перед несметным сонмищем врагов, и сердце его сжалось от тоскливого предчувствия.
Неужто им никто в крепости не поможет, неужто люди окажутся брошенными на произвол судьбы? И где же? Здесь, посередь Руси, собственной отчизны.
До Москвы, ежели по мирным временам, рукой подать, а ныне – попробуй доскачи, доберись. Птицей не полетишь, хотя Аникей и говорил ему, что человеку можно приделать крылья, и тогда он поднимется в небеса, аки птица. Он даже рассказывал про какого-то стародавнего парня, которого звали Икар… Вроде этот самый Икар смастерил себе крылья, прикрепил перья воском да и полетел ввысь вместе со своим отцом, как-то мудрено его звали… Только дело плохо кончилось. Поднялся Икар слишком высоко, туда, где солнце жгло больно жарко, лучи его растопили воск, и перья выпали. Упал Икар в море и погиб. Тут и сказке конец.
А может, не сказке?..
Крашенинников тряхнул головой. Нет, крылья не для него! Вот по земле бежать – дело другое. Тут он с кем хочешь потягаться может.
Как, однако, пробраться в Москву, чтобы попросить помощи? Может, глухой ночью на коне добром поскакать? Конь хороший найдется, да ненадежное это дело – конь. Заржет не вовремя – и враз попадешься. Иван глянул на людское месиво внизу и вздохнул: коня убьют под ним в два счета. Надеяться можно только на себя… На мгновение он прикрыл глаза, представив себе, как дерзко мчится там, внизу, лавируя между врагами, а те в растерянности никак не могут поймать его, только хватают руками пустоту. Они пускают в него стрелы, мечут копья, да все мимо, мимо – настолько ловко увертывается от них Иван. Словно нынешней весной, когда они играли с ребятами в горелки на лугу… Видение было настолько ярким, что Иван вздрогнул, когда кто-то неожиданно окликнул его снизу:
– Эй, Вань!
У подножия стены стоял Аникей Багров и, задрав вверх рыжую жидкую бороденку, весело смотрел на него.
– Заснул, что ли, стоя? – поинтересовался приятель.
– Навроде того, – не без смущения признался Крашенинников, улыбнувшись в ответ.
– Гляди, свалишься полякам прямо в котел. Знатная похлебка получится.
– Поднимайся сюда.
– И то.
Аникей, взобравшись на крепостную стену, тут же зашел за зубец, служащий защитой воинам от стрел врагов.
– Насилу разыскал тебя здесь, – произнес Аникей, едва отдышавшись от быстрого подъема по крутой лестнице. – Спасибо, стражник подсказал, где тебя искать, неугомонного. Чего тут деешь-то?
– На недруга смотрю.
– Охоронись, за камень стань. Неровен час, стрелой сшибут, моргнуть не успеешь.
Иван махнул рукой.
– Не до меня им, – произнес он. – Видишь сам, что там делается.
– Да уж вижу, – угрюмо ответил Аникей. Брови его нахмурились, вертикальная складка прорезала лоб.
– Подмогу нужно просить, и чем скорее, тем лучше, – сказал Крашенинников. – Сами, видать, не выдюжим.
– До Бога высоко, до царя далеко, – ответил Аникей, приставив к глазам ладонь козырьком, чтобы лучше видеть.
– Ну уж далеко, – возразил Иван. – До Москвы-то рукой подать.
– Видит око, да зуб неймет, – усмехнулся Аникей, продолжая разглядывать несметные полчища врагов.
– А ты придумай чего-нибудь, Аникуша.
– Я?