Книга Тихий друг - Герард Реве

И все же жизнь Кристины проступала передо мной четче. Для начала: она не была богата, даже не «при деньгах», что меня очень разочаровало; хоть она может бесплатно меня подстригать, но бедную женщину я могу найти где угодно.

Она выучилась на парикмахера, получила диплом и работала по найму. Вышла замуж и уволилась из парикмахерской, но муж вскоре умер. Как и почему, об этом я так и не узнал, но «Йохан» — так звали мужа — «будто бы все еще жив. Странно, правда?» И так далее. Я, конечно, понятия не имел, кто научил Кристину таким образом выражать глубину своих чувств, может, она сама додумалась. (Должен заметить, что тогда я думал иначе; теперь же считаю, что неуклюжие фразы или стереотипы тоже могут быть признаком настоящих, глубоких переживаний.)

После смерти мужа Кристина опять пошла работать в парикмахерскую, потому что тот не оставил ни денег, ни другого наследства, кроме очень маленькой пенсии — жалкое подобие суммы, на которую можно было свести концы с концами. У них с подругой — с которой Кристина долгое время работала в одной парикмахерской — появился план: они решили открыть свое дело. Подругу звали, как уже упоминалось выше, Хильда. У ее родителей были деньги, и они помогли им с ипотекой и другими расходами, так что появилась возможность купить помещения и оборудовать их под собственную фирму. Прилегающий магазинчик бижутерии был идеей Хильды и не принес доходов. По словам Кристины, она сама была деловой женщиной, а Хильда — мечтательницей; хоть и не каждое слово было истинной правдой, но в основе своей мне это показалось достоверным. Под тяжестью начальных расходов, оказавшихся, по-видимому, непомерными, дело продвигалось плохо и окупалось с трудом, им не раз угрожало банкротство. Со временем интерес Хильды как к парикмахерской, так и к торговле бижутерией упал, и она сбыла магазинчик с рук — каким образом: отдала ли внаем или продала, вместе со зданием или нет, Кристина не рассказала — но и после этого дело не зацвело пышным цветом. Хильда совсем забросила работу и ушла; неизвестно, прихватила ли она при этом вложения, сделанные ее родителями, но с тех пор Кристина была единственной хозяйкой.

Я все еще считал ее дельной хорошенькой девочкой, но тот факт, что денег у нее не было вовсе, делал ее менее привлекательной в моих глазах. Гомосексуалист вообще не часто связывается с женщиной: куда ни шло, если она богата; вопрос, конечно, спорный, но, по-моему, тогда все «может быть гораздо проще». Богатый человек может позволить себе много путешествовать, «передвигаться», иметь просторное жилье; партнеры могут предоставить друг другу свободу действий и, например, принимать у себя любовника без того, чтобы акт неверности и разврата свершался на глазах у другого. Если бы такая женщина, например, занесла меня в список своих любовников и содержала, взамен требуя от меня регулярное выполнение мужских обязанностей, то я был бы совершенно не против, чтобы она содержала еще одного, тайного любовника; особенно если это не какой-нибудь мерзкий старикашка лет тридцати с лишним, а красивый, атлетически сложенный семнадцатилетний блондин только со школьной скамьи, которого я смог бы увлечь за собой в пропасть, то есть подвергнуть его воздействию своих грешных страстей, прижав к стенке так называемой ревностью, угрозами и шантажом. Я восторженно вздохнул и уплыл в мечты наяву, хотя попутно приходилось выслушивать Кристину. В ее рассказе пока не произошло ничего необычного или возбуждающего, но я ждал, балуя себя предвкушением нежного восторга: момента, когда она заговорит о «моем» таинственном, невероятном, судьбоносном «Германе», которого я так ловко описал, руководствуясь только «медиумической» пальпацией фотографии сквозь запечатанный конверт.

Между ними «что-то было»? Да, несомненно. Мысль о том, что она — предмет его страстей и желаний, вновь делала ее заманчивой для меня, а также, как говорится, идеальной приманкой в ловушке любви. Я, в сущности, отставил в сторону скептицизм и разочарование по поводу финансовой несостоятельности Кристины. Только бы мне удалось узнать как можно больше о «Германе». Он ведь должен стать моей великой Трагической Любовью?.. Он, может, еще и немец?.. Те несколько слов, что я успел прочитать в письме из большого немецкого города Дюссельдорфа, были на нидерландском, но это еще ни о чем не говорит. Это был, играл я дальше с мечтой, немецкий мальчик, конечно же, обожаемый женщинами, но на самом деле он ищет кого-нибудь вроде меня, сам того не подозревая, и как только он, в свою очередь, увидит мою фотографию или же меня во плоти, то тут же влюбится по уши. О… немецкий мальчик!.. Французские мальчики ничего собой не представляют; среди нидерландских мне редко попадались такие, чтобы стоило тратить на них время; английский мальчик мог — и это святая правда — стать утешением в долине слез; но некоторые немецкие мальчики… Если твоим возлюбленным другом становился немецкий мальчик определенного сорта со всем, что полагается в придачу — рабский, трусливый голосок и слезки, — то у тебя в кармане, считай, целый мир, и ничего больше не нужно, нет, даже врагов не нужно…

— Женщина, которая мучается одиночеством, выглядит непривлекательно, — кивнул я понимающе, но тут же добавил, поглаживая и разминая шейку Кристины, — но ты и не обязана быть одна. Такая женщина, как ты… Тебе приходится отбиваться от мужиков руками и ногами. Чтобы понять это, не обязательно быть ясновидящим.

Кристина вздохнула, польщено улыбнувшись.

— Я должен сказать, золотце, — продолжил я осторожно, — что мне вообще-то интересно, что у тебя там за… ну да, как это называется… мне интересны тайны твоего сердца, как это…

Я переждал мгновение, а потом решил забросить удочку:

— Он… это… у тебя какие-то проблемы с этим Германом? Ты не знаешь, чего хочешь от него… или нет?..

Это был, конечно, выстрел вслепую, но в наше безбожное, хоть и благополучное время, учитывая современные средства коммуникации, любая любовная история превращалась в утомительное занятие: «ведь вечно что-нибудь не так».

Кристина посмотрела на меня с удивлением. Стало быть, я опять сыграл ясновидящего, просто так и без дополнительной оплаты. Она уже приоткрыла рот, но, казалось, еще колеблется.

— Ты можешь рассказывать все, как есть, — подбодрил ее я, — мы ведь взрослые люди, правда?

«Так сказать», добавил я про себя.

Я надеялся, что между нами возникнет некая противоестественная, но и «возвышенная», доверительная связь: я буду играть роль благородного любовника, интересы которого заключаются только в счастье возлюбленной и ни в чем ином.

— Я не знаю, в чем дело, — прибавил я. — Ты ведь просто потрясающая, я не могу удержаться, чтобы не лапать тебя постоянно… но… в то же время мне и вправду жаль, что ты не приходишься мне сестричкой, очень красивой сексуальной сестричкой, которую я любил бы до безумия…

Вот так оно и было, и мне пришлось притормозить и дать слово Кристине: теперь-то я услышу все, что нужно, если она не оттолкнет меня сразу же после этих слов.

Я не ошибся. Кристина стала рассказывать, а я позаботился, чтобы атмосфера сохранялась интимная, но не слишком чувственная, и устроил все так: мы сидели на большом диване, я в углу, она рядом, но ей не приходилось смотреть на меня во время исповеди, в то время как я мог притянуть ее к себе и обнять, если страсти накалялись.