Книга Идиотам просьба не беспокоиться - Тибор Фишер

– Это не ново, – сказала она.

– Ладненько, – сказал Ральф, поднимаясь с места. – Если гора не идет к Магомету… Кто чего будет пить? А то что за байда: мы здесь уже десять минут и еще ничего не заказали.

– Мне, пожалуйста, четыре кофе, – сказал Джим.

Ральф подошел к официанту, который продолжал трепаться по телефону, даже когда Ральф выдохнул ему в лицо сигаретный дым.

– У меня IQ 165, я зарабатываю двести тысяч фунтов в год, я гражданин Великобритании, и вам выпало счастье – я повторяю, вам выпало счастье, – меня обслужить.

Официант записал заказ, не прервав своего разговора.

Джим заметил, что Дерек буквально сочится тоской, и это подняло ему настроение. Что это было: обычная отпускная печаль от безделья или что-то серьезное? Болезнь? Кризис в делах?

Джим решил, что он правильно сделал, заказав сразу четыре кофе. Потому что заказ принесли только через сорок пять минут. Наверное, у официанта были другие дела на кухне. Может быть, он играл в покер. Или договаривался о свидании с еще одной девочкой.

– Où sont les тормозная жидкость, garçon? – спросил Ральф. – Антифризу попей, отморозься маленько, compris?

Официант выдавил кривую улыбочку и тихо смылся. Наверняка он еще и не такое слышал от возмущенных отдыхающих. Зато ему была радость, что он сделал им гадость.

Кофе был холодным. Джим и все остальные заметили, что Ральф заказал себе три здоровенных бокала с крепким спиртным.

– У меня есть номера пары дилеров в Ницце, – сказал Ральф с досадой, – и я им звонил перед приездом, но никому не дозвонился. – Наверное, эти педрилы тоже ушли в отпуск.

Катерина с Елизаветой обсуждали средства для ухода за волосами и для оных волос укладки, судя по тому, что они обе перебирали пальцами локоны Елизаветы. Джиму хотелось скорее попасть в клуб, где громкая музыка не дала бы ему уснуть.

– А этот педрила принес мне коньяк, хотя я просил арманьяк. Я иногда не понимаю людей. Они такое подчас творят… Но что самое поразительное, есть люди, которые добиваются очень много, вообще ничего не делая. Когда я был в Токио, я познакомился там с одним парнем. В баре. Оказалось, что он фотограф. Он фотографировал исключительно голых японок. Я сходил на его выставку. Все было очень стильно и элегантно… приглушенное освещение… и сами фотографии… подобные вещи предназначены для того, чтобы их вешать на стену в гостиной, а не для того, чтобы на них дрочить, предаваясь мерзкому греху онанизма. Игра света и тени, точно выверенная композиция. Голые японки по отдельности, две голые японки вместе, три голые японки вместе, и даже одна фотография, когда шесть голых японок вместе. Есть с большими грудями, есть с маленькими. Ничего непотребного, просто голые женщины. Вы уловили идею: японки, раздетые абсолютно. И он имел с этих фоток большие деньги. Он, собственно, этим и жил. Но такое любой может сделать. Любой. Я понимаю, конечно что надобно некоторое мастерство, чтобы сдувать пыль с объектива, но это не самая хитрая вещь на свете. То, чем я занимаюсь, тоже не требует никакого особенного мастерства, но зато смотрится так, будто требует.

По дороге обратно к клубу Ральф рассказывал им о том, как он пришел в полицейский участок в Ницце, чтобы спросить, где тут в городе опасные кварталы, где торгуют наркотой прямо на улице и куда лучше не забредать добропорядочному туристу.

– «Нет, monsieur», сказали они. У нас тут проблемы с наркотиками не стоит. Я едва сдержался, чтобы не ляпнуть, что проблема стоит у меня. Нигде не могу их достать. Я даже попробовал провернуть один старый трюк и подошел в первому встречному черному, но он попытался продать мне какую-то резную поделку.

Хьюго сходил проверить машину и вернулся злой, как черт.

– Какой-то мерзавец спер у меня антенну. От радио. А приемник оставил. Какой смысл упирать антенну без приемника?!

Клуб был открыт. На парковке перед клубом стояли «ламборджини», «феррари» и «порше». Лазурный берег по-прежнему не порицал показуху. Хьюго пошел первым и заплатил за Катерину и Елизавету. Джим попросил у него взаймы несколько франков, сказав, что он не успел поменять деньги. В клубе было полно народу, и народ собирался еще. Джим заметил одну девушку – ей было явно не больше семнадцати и вполне могло быть и тринадцать, – самую красивую из всех, кого он видел в жизни. Таково было чудо Лазурного берега: он привлекал привлекательных женщин. Джим, разумеется, понимал, что с этой красоткой ему ловить нечего. И дело даже не в том, что он был для нее слишком старый. Для нее даже двадцатипятилетний мальчик был бы уже слишком старым, Джим был не старым; для нее его просто не сушествовало. Он был невидимым. Он обитал в другом измерении.

Внутри становилось шумно, но в клубе был еще зал на открытом воздухе, где можно было нормально поговорить. Стулья были еще влажными от дождя. Джима пробила кошмарная слабость; он ругал себя за то, что ему не хватило духу смыться в отель, пока у него были силы. Сейчас он был вообще ни на что не способен. Он сидел задницей на влажном стуле, заднице было противно и мокро, а официанты демонстративно не обращали на них никакого внимания, стараясь держаться как можно дальше от их столика. Хьюго возмущался насчет антенны, а Ральф продолжал свое показательное выступление:

– На одной вечеринке в Нью-Йорке я встретил Мадонну. И я ей сказал: оставь своих американских красавцев с железными мускулами, милашка, попробуй вялое тельце истинного британца. На мгновение – всего на мгновение – она задумалась над моим предложением. Когда тебя постоянно пялят загорелые инструкторы по бодибилдингу, бледное рыхлотелое существо может стать очень даже заманчивой альтернативой. Так ты со мной переспишь, Елизавета?

– Нет, Ральф.

Ральф ушел к барной стойке взять себе выпить. Джим был уже на последнем издыхании; невидимый груз давил на него сразу со всех сторон, даже сидеть было тяжко. Заиграла музыка – мелодия его юности, – и желая немного подвигаться в надежде взбодриться, он пригласил Елизавету потанцеватъ. Она отказалась. Что, вообще, происходит? Всю дорогу она обдавала его запахом своих духов… и даже если он ей совсем не интересен, она могла бы потанцевать с ним хотя бы из вежливости.

Хьюго впал в состояние тихой скорби по поводу спертой антенны. Он весь издергался. Может быть, он опасался, что пока он сидит тут в клубе, его машину уже разбирают по винтикам или творят с ней какое-нибудь непотребство. Тоже развлечение для семнадцатилетних – девальвировать чужие машины. Нескончаемое веселье: налепить монетки на бок, забить картофелину в выхлопную трубу, насыпать сахару в бензобак, отбить зеркальце бокового вида, запихать жевачку в замок, попрыгать на крыше.

– Я через час еду домой, – сообщил Хьюго. – Ты можешь остаться. Вернешься с Ральфом и Дереком.

Это была самая лучшая новость, которую Джим услышал за весь прошлый год. Пусть даже это означало всего-навсего несколько часов сна на диване в гостиной.

Ральф вернулся с подносом, заставленным выпивкой. Бутылка водки, бутылка виски. Четыре пива.