Книга У каждого свой рай - Кристина Арноти

– Свободу?

– Да, свободу.

– Наша жизнь не изменится, – сказал он. – Но мы будем не так напряжены. Нет нужды говорить, что я предлагаю тебе жить лучше. Спи с кем хочешь. Я не против. Я тебе буду способствовать в этом.

Я не узнавала Марка. Я его теряла. Это был кто-то чужой. Я возразила.

– Я вышла замуж не для того, чтобы искать приключений. Но чтобы быть верной. Единственное, что я ценю в браке, – это верность.

Он поставил чашку с кашей.

– Лори, – сказал он, как говорил в минуты нежности. – У тебя была довольно бурная жизнь до того, как мы встретились…

– К счастью.

– Вот… Но не у меня. Две или три краткие интрижки, потом девица, с которой я жил. Затем я встретил тебя.

Он встал, вышел и вернулся с очками в золоченой оправе на носу.

– Ты собираешься читать?

– Нет, у меня болит голова. Очки мне помогают. Мне придется носить их постоянно.

Мне нравилась его голова интеллектуала. Он вздохнул с облегчением.

– Лори, уверяю тебя, я не изменял тебе на протяжении четырех лет.

– Четыре года?

– Да. Ни одного взгляда на другую женщину, ни одного тайного желания, никакого волнения.

– А по истечении четырех лет… Кто была первой?

– Девушка на пляже, в семь утра. Наполовину в воде, в двухстах метрах от ночующих в палатке.

Я встала. То, что я узнала, было хуже того, что увидела на Буасси-д'Англа. Я подошла к Марку, надеясь оказаться в его объятиях, села рядом с ним. Мы молчали. Потом он спросил с нежностью:

– Может быть, откроем бутылку вина? Это лучше, чем шампанское или виски.

– Нет. Мне противен алкоголь. Ты хочешь захмелеть, чтобы легче меня обвести вокруг пальца, чтобы подбодрить себя. Уже давно тебе надо выпить перед тем, как заняться со мной любовью.

– Это правда, – сказал он. – Мне это помогает. Что-то надо.

Я воскликнула:

– А любовь?

– Нужна определенная доза ее, чтобы это получалось, Лори. Ты же любишь сладкое…

– Тебе это хорошо известно.

– Ты очень любишь профитроли в шоколаде и лимонный пирог…

Я попала в западню.

– Пирог с лимоном люблю.

В этот момент на его лице появилось незнакомое выражение.

– Кусок лимонного пирога каждый день, летом и зимой, в Париже, за городом, в поездке, целых восемь лет. Пирог с лимоном постоянно. Прекрасно знаешь, что никогда не сможешь доесть. Никогда. Это отбивает аппетит. Нет?

– Ты меня сравниваешь с лимонным пирогом? Я даже не могла расплакаться. По-видимому, я была похожа на сову в солнечный день.

– Тебе воды? – спросил он.

– Да. Но очень холодной.

– Постараюсь принести.

Несколько кубиков льда оставалось в холодильнике. Марк принес два стакана холодной воды.

– Скажи…

– Да.

– Где ты подобрал эту девицу?

– Подобрал?

Это задело его мужское самолюбие.

– Девушка. Неопытная… Она была девственницей.

– Жалкий тип, – воскликнула я. – Она тебя заставила поверить в то, что была девственницей.

– Какими бы ни были времена, но всегда есть период, когда девушка целомудренна, – сказал он, раздуваясь от волнения, как петух, у которого смяли гребешок.

Я произнесла со злостью:

– Дев-ствен-ни-ца.

Мне даже было смешно. От отчаяния. Марк, шокированный моим смехом, босой, в распахнутом халате, терял свое достоинство и походил на эти гигантские статуи во Флоренции, где мраморные самцы, прикрываясь фиговым листком, выставляются на обозрение посетителей. Значит, можно внушить все, что угодно, тридцатишестилетнему типу, который так и не сумел избавиться от своих юношеских комплексов.

– Но почему тебе так смешно?

Я представила Марка изображенным на монументальной фреске. Марк на плафоне Сикстинской капеллы. Он мстительно грозит пальцем дьяволу, а внизу, вытянув шеи, им любуются японские туристы.

– Ты прекратишь смеяться?

– Да.

Я не осмеливалась посмотреть на него. Уставилась на свои ноги.

– Лоранс…

Я подняла голову, представила, как он сражается со своей девственницей, изображая героя в духе Гарри Купера, предпочитающего альковы пивнушкам в ковбойских фильмах, я представляла, как он демонстрирует запятнанную кровью простыню шепчущейся толпе, собравшейся под балконом дворца. Сеньор лишил девственницу целомудрия. Я каталась от смеха по полу. Он наклонился надо мной.

– Это – нервный смех. Тебе положить компресс на лоб?

Я поднялась и направилась бегом в ванную комнату. Умыла лицо и вернулась, успокоившись. Но, посмотрев на него, снова зашлась от смеха.

– Я ничего не могу поделать, я тут совершенно бессильна. Запахни хотя бы халат. Послушай, Марк… Такому типу, как ты, можно рассказывать что угодно.

– Мне ясно, что ты ревнуешь. Она красива, Джеки.

Он выделил слово «красива». Мне слышалось «beautiful, carissima, lovely, прекрасная». Я вернулась к действительности.

– Иностранка?

– Нет, француженка.

– Почему Джеки?

– Жаклин на современный лад. На англосаксонский манер. Ее мать «in».

– В курсе чего?

– Всего. Она держит нос по ветру.

– Где она тусуется?

– Кто? – Марк был в трансе. – Мать? В лаборатории.

– В лаборатории?

– Я спал сначала с ней.

Я перестала смеяться.

– Ты изменял мне с матерью?

– Она примерно твоего возраста…

– Тридцать два года?

– Нет, тридцать пять. Но это одно и то же.

– Это совсем не одно и то же. А дочери сколько лет?

– Шестнадцать.

– Продолжай…

– Я познакомился с Джеки у них дома. Я ей сразу понравился. Отнять у матери любовника всегда приятно девице в этом возрасте…

– Что ты можешь об этом знать?

Теперь смеялся он.

– Я где-то читал об этом.

– Негодяй!

– О нет.

– Продолжай.

– Ее тянуло ко мне. Но тридцатишестилетний мужчина в ее глазах – старик.