Книга Сердце Феникса - Мэтью Гэбори

Ему были близки повседневные заботы мэтра Фареля, заботливо пестовавшего юных послушников. Фарель считал, что люди куда важнее, чем политические интересы. Он, так же как и его друг Дирио, не был озабочен продвижением по иерархической лестнице, он не домогался почетного места в Башне Альдаранша. Работа, общение с учениками занимали все его время. Остальное он охотно предоставлял более честолюбивым наставникам, для которых высшей целью бытия было попасть в материнскую лигу.

Дирио подметил, как напряжены плечи Силдина. «Бедный мальчик, – подумал он. – Простит ли он этот обман?» По правде говоря, в этом он сомневался, хоть и утверждал обратное перед мэтром Игнансом. Слишком часто Силдин демонстрировал свою приверженность к почестям, чтобы смириться с тем, что им пожертвовали и он оказался за бортом.

Мэтр Дирио вздохнул и, опираясь на узловатую палку, попытался попасть в ритм упругой походки Силдина. Он рассчитывал, что еще до наступления сумерек им удастся расположиться на гумне, обычно служившем укрытием местным дровосекам. Там, под крышей, им будет теплее.

В дощатом сарае, притулившемся на лесной опушке, не было перегородок. Силдин, вошедший первым, неодобрительно глянул на брошенные в глубине гумна соломенные тюфяки.

– Эти грязные подстилки, похоже, просто кишат насекомыми, – предупредил он наставника.

Тот, пожав плечами, подошел к тюфяку и, указав на него палкой, произнес:

– Этот мне подходит.

Силдин скорчил неодобрительную гримасу.

– Уж меня-то вы могли бы от этого избавить. Я предстану перед императором, воняя, как нищий, – проворчал он.

– От тебя и так несет мокрой псиной, – насмешливо парировал наставник. – Лучше поблагодари седенийцев, которые соорудили это гумно, и ложись. Хочу, чтобы ты как следует отдохнул перед завтрашним днем.

Мэтр Дирио не без горечи отметил, как злобно вспыхнули синие глаза воспитанника. Учитель неоднократно пытался внушить Силдину краеугольные ценности Завета, но юный фениксиец с непонятным упорством отталкивал их. В Башне бедность отнюдь не являлась предметом восхваления, но наставники нередко говорили о неизбежности лишений, о том, что надо уметь переносить их стойко, чтобы дух учеников укрепился и изобилие не застало их врасплох. Однако, чтобы преодолеть отвращение Силдина к вышеозначенным испытаниям, авторитета учителя было явно недостаточно. Наставник не единожды отбирал у него предметы роскоши, например шелковый шарф, подаренный Силдину влюбленной в него жительницей Седении. Дирио умолчал об этом случае и о многих других, и старейшина Башни ничего не узнал. Дирио опасался, что подобные случаи могут послужить для мэтра Игнанса предлогом, чтобы окончательно решить судьбу ученика, отослав его прочь из Башни. Он вновь и вновь предостерегал и увещевал Силдина. Несомненно, наставник, как и многие другие, поддался обаянию юноши, пораженный той глубиной мысли, что отличала проводимые Силдином ритуалы Возрождения. Правда, Силдин потерпел неудачу в испытании, которое называлось Великим Объятием, но даже этот провал, в конце концов определивший участь юноши в глазах мэтра Игнанса, не заставил ученика понять, сколько усилий пришлось приложить наставнику, чтобы его оставили в Башне. Подобная неблагодарность глубоко опечалила добродушного Дирио. В его душе шевельнулось сомнения: а вдруг, несмотря на одаренность и упорство в достижении цели, этот подросток никогда не станет подлинным фениксийцем?

Силдин улегся, скрестив руки под затылком. Он не обратил ни малейшего внимания на душевное состояние учителя. Раздосадованный скудостью окружающей обстановки, он погрузился в заветный мир грез об имперской крепости. Он мечтал о богато разодетых, благоухающих женщинах, о белизне их кожи, некогда мелькавшей перед ним в приоткрывшихся занавесях портшеза. Теперь он был уверен, что все эти гордые придворные дамы готовы распахнуть ему свои объятия, и эта мысль заставляла его трепетать от нетерпения. Он жаждал покинуть стены Башни, ограничивавшие его свободу, избавиться от строгой дисциплины, требовавшей от ученика слепого повиновения. Правда, с Башней его связывало одно драгоценное воспоминание.

Януэль.

Силдин не мог объяснить, чем тот притягивал его. Понять это было невероятно сложно, как и то, почему, когда Януэль поведал о своих ощущениях вблизи Феникса, на глаза Силдина навернулись слезы. До встречи с Януэлем Силдин не знал, что значит плакать, и это новое для него ощущение было равносильно дружеской клятве. Со времени знакомства с Януэлем он защищал его как родного брата. Януэль и не подозревал о ночных стычках друга с теми, кто завидовал их успехам. Яркие способности обоих юношей вызывали раздражение у большинства учеников, объединившихся против них во имя торжества посредственности. Но Силдин умел постоять за себя, и если ему случалось в драке выбить кому-нибудь зубы, то он не испытывал при этом ни малейшего раскаяния.

Силдин намеревался щедро распространить на друга те благодеяния, которыми император обычно осыпал тех, кто совершил воскрешение имперского Феникса. Ученики лиги фениксийцев чаще всего отказывались от почестей, повинуясь строгим ограничениям Завета. Но Силдин надеялся стать в этом смысле исключением из правил и даровать Януэлю те удовольствия, в которых им так долго было отказано в Башне.

Мэтр Дирио уже мерно похрапывал на своем тюфяке, сцепив руки на объемистом брюхе. Он заснул, даже не вспомнив об ужине. У Силдина желудок свело от голода; он встал и потихоньку двинулся ко входу на гумно. Там лежал мешок со снедью, захваченной в дорогу. Он наклонился, чтобы развязать его, но, приглушенно выругавшись, попятился. Внутрь торбы с едой заползла какая-то светящаяся тварь. Он схватил и яростно потряс мешок, чтобы вывалить содержимое на землю. Оттуда с мерзким звуком шлепнулась белеющая масса каких-то странных червей.

– Что это?.. – пробормотал он, отступив на шаг.

Отброшенный в пыль мешок съежился и опал. С гримасой отвращения Силдин обогнул кишащую расползающуюся массу. От распространившегося по сараю тухлого запаха у него перехватило дыхание. Он двинулся к спящему наставнику и потряс его за плечо.

– Мэтр Дирио! – крикнул он, дернув его за ворот рясы.

– Ну что?.. Что такое? – выговорил тот не открывая глаз.

Затем, уже очнувшись от сна, он различил во тьме светящееся пятно, которое, расползаясь мало-помалу, преграждало выход.

Сердце старого фениксийца охватил леденящий холод. С помощью Силдина он с трудом приподнялся, пытаясь справиться с нахлынувшим страхом. Он знал, слишком хорошо знал, что это за черви, ему незачем было предаваться догадкам. Одной рукой он нащупал свой посох, другой – плечо ученика.

– Нужно убираться отсюда! – приказал он. Лицо его было мертвенно-бледным. – И как можно скорее.

– Но это всего лишь черви… – заметил Силдин.

Он пытался приободриться, хотя голос его заметно дрожал. Юноша не мог оторвать глаз от омерзительного зрелища копошащейся массы. Это явно не могло быть природным явлением. Он отодвинулся, оценивая, насколько прочны доски расположенной против входа стены. Отсыревшие, они слегка расходились и вообще не казались особенно крепкими. Полный решимости пробить брешь в стене, прежде чем черви доберутся до них, Силдин просунул пальцы в щель и потянул что было силы. Доска с треском подалась. Он повторил попытку, в то время как Дирио бормотал молитву, следя за приближающимся пятном. Ни тот ни другой не желали рисковать, попытавшись пробраться к двери по кишащим паразитам.