Книга Томас Рифмач - Эллен Кашнер

Во рту пересохло, горло саднило, словно я кричал.

— Ты хорошо пел, Томас, — сказала королева. — Мне понравились песни, которые ты слушал, лежа под сердцем матери… А теперь прощайся с солнцем, прощайся с луной и с зеленым листом. Мы миновали границы Срединного Мира.

Конь начал подниматься, и вода отступила от моих ног. Слабый свет забрезжил вокруг, серый, как занимающееся утро, но более тусклый и блеклый. Я взглянул вниз: ноги мои потемнели от воды, но когда стало светлее, я увидел темно-красные капли, падающие с моей одежды в дорожную пыль.

— Кровь! — вскричал я.

— Земля не может вместить всей крови, что льется на ней. Поэтому внизу течет этот поток. Мы уже миновали его, скоро кровь оставит тебя.

По моим ногам струилась кровь подземной реки — кровь сражений мешалась с кровью рождений; кровь капала с порезанных пальцев детского братства и из глубоких ран братоубийственных битв; кровь ограбленных убитых путников и кровь ссадин от колючего терна в летних полях… Я слышал свой крик — скорее новорожденного, чем покидающего этот мир. Мучила неутолимая жажда.

Я крепче прижался к королеве и ощутил на губах соленый привкус собственных слез.

— Теперь взгляни.

Мы оказались на равнине. Испещренная серыми тенями, она тянулась, насколько хватало глаз, а на горизонте сливалась с жемчужным светом странного неба.

— Где мы? — едва вытолкнул я слова из пересохшего горла.

— Нигде.

Королева эльфов снова пустила коня в галоп. Однообразная пустыня неслась навстречу. Внезапно конь вздыбился и напрягся в могучем прыжке, но прыжок этот длился куда дольше, чем может продержаться в воздухе настоящий конь, затем мы плавно приземлились.

В мягкой траве сада пестрели белые и желтые цветы. Сердце заныло при воспоминании о садах моего детства, но этот был совсем другим: с каждым новым взглядом я видел и ощущал здесь другое время года. Чувства мои смешались.

— Идем, Томас, — королева эльфов соскользнула с коня и протянула мне руку. Я действительно нуждался в помощи, ноги затекли после долгой скачки. Я рассмеялся над своей слабостью, и королева смеялась вместе со мной, помогая мне сесть.

Теперь вокруг нас раскинулся летний сад. Прямо над моей головой висел прекрасный персик с золотистым пушком, словно брюшко мохнатого шмеля. Он был так близко, что я ощущал его аромат. Я протянул руку и снял согретый солнцем плод с дерева.

— О нет, — остановила меня королева, — ты ведь не возьмешь чужое?

— Вот уж не думал, что придется умирать с голода в Эльфийской Стране, — ответил я, пытаясь отвлечься от дразнящего запаха.

— Это не Эльфийская Страна! — резко сказала она, словно одергивая упрямого ребенка. — Сейчас я тебе все покажу. Но сначала обуздай свой аппетит. Твой праотец Адам тоже не видел причины, почему бы ему не съесть плод с Древа. Но, кажется, своим примером он ничему тебя не научил.

Королева безбожной Эльфийской Страны — самый подходящий проповедник, чтобы читать мне мораль! Я сердито отбросил персик подальше в траву.

— Не сердись, — примирительно сказала она. — Доверься мне. Съешь этот плод — и ты потерян для меня, так же, как твоя душа потеряна для тебя. Вот… — из складок накидки она достала лепешки и кувшин вина. — Ешь и пей. Это не повредит тебе. Хлеб пекли в Болонье, на землях прекрасной Франции, а виноград давили на Сицилии.

Я проголодался и жадно набросился на еду, после чего ощутил прилив сил. Госпожа моя была прекрасна, и я не смог удержаться, чтобы не погладить пышное облако ее шелковистых волос. Она, смеясь, поймала мои пальцы.

— О нет, Томас! Неужели ты не можешь думать о чем-нибудь еще?

— Госпожа, — учтиво произнес я, — о чем еще я могу думать, когда ваша красота сияет, как… — я остановился в смущении, не зная, что сказать.

— Понимаю, — сказала королева. — Дело не в твоей способности устоять, а в моей неотразимости?

Я кивнул. Любая земная женщина была бы в восторге, но королева эльфов сказала:

— Хорошо. Я облегчу твою задачу. Воздух вокруг нее задрожал, и на месте Майской Королевы оказалась сморщенная карга. Морщинистые запавшие губы приоткрылись, и над садом зазвенел золотой смех моей спутницы.

— Теперь можешь касаться меня сколько хочешь, Томас. Ну, давай, положи голову мне на колени. Я обнаружил, что спина у меня одеревенела.

— Не отвергай меня! — сурово приказала она. — Иди сюда.

Я опустился в траву рядом с ней и положил голову на край потрепанной накидки. Ткань пахла лавандой и пижмой, травами, которыми обычно перекладывают белье сельские женщины. Моя старая няня пахла так же. Скрюченная рука коснулась моих волос и с силой прижала голову к костлявому бедру.

— А-а, — хихикнула она, — теперь тебе легко сопротивляться? А не хочешь ли полюбоваться чудесами, арфист?

Сильные пальцы повернули мою голову в ту сторону, где сквозь деревья виднелась тропа, уходящая в долину — такие грубые тропы оставляют охотники или звери, продираясь через густые, колючие кусты.

— Пойдем ли мы с тобой по этой дороге? — спросила королева и помедлила, ожидая ответа.

— Госпожа, — ответил я, — вряд ли хоть один из нас рискнет здесь спуститься.

— Разумный мальчик! Ты ответил лучше, чем думаешь. А как насчет вот этой? — и она снова повернула мою голову.

На этот раз я увидел прекрасную дорогу, широкую и ухоженную.

— Куда она ведет? — спросил я.

— А как ты думаешь?

— Туда, где для нас нет ничего интересного, — сказал я.

— Хорошо, — сказала она. — А эта? Тут у меня перехватило дыхание. Не было никакой дороги, только огромным размахом — долина и склон холма. Пока я смотрел на это дымчато-серебристо-синее и зеленое великолепие, легкий туман рассеялся, и открылась узкая песчаная тропа, вьющаяся через лес, поле и ручей. Тропа взбиралась все время вверх к далекому замку, едва заметному на гребне холма.

— Молчишь, Рифмач?

— Эта, — проговорил я тихо, — эта дорога по мне.

— И по мне тоже. — Она встала, тряхнула одеждами, и они обрели прежний зеленый цвет. — Ты выбрал дорогу в прекрасный Эльфийский Край, Томас, как раз туда, куда хотел попасть.

Странная радость наполнила меня. Я чувствовал, что возвращаюсь домой. Да, я пел об этом месте, оно вставало перед глазами, когда я прикрывал их, чтобы петь. Я и думать не смел, что увижу его когда-нибудь.

Снова прекрасная, веселая и нежная, королева взяла меня за руки и улыбнулась.

— Вижу, ты не сердишься. Не жалеешь, что поцеловал меня под Эйлдонским Деревом? Глаза у нее голубели, как яркое небо.

— Госпожа, — сказал я, — семь лет пролетят, как семь дней.

— Ты думаешь? — серьезно спросила она. — Я и правда могу так сделать. Баллады должны были научить тебя. Представь: мы прибываем, проходят семь дней сплошных удовольствий, семь ночей пиров и радости — а потом: «Вставай и уходи, Томас! Пора тебе возвращаться в свою страну». — «О госпожа моя, но ведь я провел здесь всего одну короткую неделю…» — «О нет, Томас. Прошло целых семь лет. Пока ты наслаждался, твои друзья старились и тосковали по тебе — но теперь ты должен снова встретиться с ними, так что…» — Она смотрела на меня с неотразимой смесью озорства и нетерпения, глаза — честные, карие. — Ну, что скажешь?