Книга Дитя в небе - Джонатан Кэрролл

«Сначала был Молчун,

за ним пришел Ворчун.

Не забудьте Коротышку,

тоже славный был парнишка.

Но самый клевый хохотун

Все равно Вертун-Болтуууууууун!»

Помните? Помните Колечки Вертуна-Болтуна? Или его волшебный Ковер-Смердолет, на котором, несмотря на все его волшебные достоинства, никто не хотел летать из-за издаваемой им ужасной вони?

Уайетт стал звездой так быстро, потому что был исключительно умен, достаточно безумен и готов на все, только бы как следует рассмешить ребятишек. В жизни не встречал человека, который бы любил детей, как Уайетт Леонард.

Познакомились мы с ним за несколько лет до его прихода в нашу Раковую Труппу. Он был знакомым знакомых Каллен Джеймс и узнал, что у него лейкемия в самом зените славы. Этот удар судьбы Уайетт воспринял удивительно спокойно. Скорее всего, в глубине души он просто никогда не верил, что недуг способен одолеть его. Как-то раз он даже обмолвился, что любовь миллионов ребятишек непременно удержит его над свирепыми волнами, бушующими в море смерти.

Через шесть месяцев после того, как я начал работать с труппой в Нью-Йорке, он появился на репетиции и попросил разрешения посмотреть. Начать готовиться к реальной постановке мы решились только через год, поскольку поначалу наши репетиции были скорее ни чем иным, как своего рода групповой терапией. Одна до предела ожесточенная болезнью молодая женщина, в результате облучения потерявшая волосы, увидев его в зале, указала на свою лысую голову и спросила, не найдется ли у него в передаче роли и для нее. Нашлась. Помните Женщину в Парике с этим ее розовым платьем и совершенно несусветными прическами? Первая звезда, ведущая происхождение из нью-йоркской Раковой Труппы. Люди, занятые в передаче, считали ее просто какой-то полоумной, которая наголо бреет голову. Ни Уайетт, ни она сама так никогда никому и не рассказали правды, а потом она умерла, и Вертун-Болтун сделал такое шоу о смерти, что получил за него «Эмми»42 .

Когда же необходимость постоянно подвергаться разного рода процедурам и подолгу валяться по больницам наконец полностью лишили его энергии и воли к сопротивлению, он забросил телевидение и стал одним из самых активных членов нашей труппы.

Фил был страстным поклонником передачи и просто ушам своим не поверил, услышав, что я лично знаком с Уайеттом. Пришлось их познакомить. Через месяц компания «Ускоренная Перемотка» отправила Вертуна-Болтуна самолетом в Лос-Анджелес, и там он сыграл ту очень известную и очень странную сцену в «Снова полночь», от которой потом зрители буквально катались со смеху… и блевали.

Прочитав утром «Мистера Грифа», я позвонил Уайетту и попросил его временно заменить меня на репетициях пьесы. Узнав о причине моего отъезда, он заявил, что я должен найти себе на замену кого-нибудь другого, поскольку он летит со мной.

– С чего бы это?

– Расскажу в самолете. Во сколько вылет? Поедем на моей машине.

Мне и раньше доводилось оказываться в компании знаменитостей, и всегда было интересно наблюдать, как на них реагируют обычные люди. В случае с кинозвездами, на лицах окружающих обычно преобладали восхищение и вожделение, но, зачастую, они выражали и темные чувства – зависть и голод, неподдельный гнев.

С Уайеттом все обстояло по-другому. Когда он оставил машину на стоянке в аэропорту Кеннеди, служитель не только получил от него автограф на кепке-бейсболке, но еще и быстренько слетал к ближайшему киоску с хот-догами за приятелями. Вскоре нас уже окружала небольшая толпа, из которой то и дело слышались возгласы: «Вертун!» Передача исчезла с экранов уже более года назад, но он до сих пор оставался их веселым героем и другом. Сначала ему пришлось обменяться с пятью присутствующими тайным приветствием – прикоснуться сначала к сердцу, потом к носу, послать воздушный поцелуй, и, наконец, обменяться рукопожатиями. Затем последовала раздача автографов. Какой-то оборванец стал выпрашивать сувенир. Уайетт протянул ему взятую с собой в дорогу книжку в мягкой обложке, и оборванец попросил ее надписать.

– Но ведь я же не автор!

– Да, но зато она ваша!

То же самое повторялось еще несколько раз – и в здании аэропорта, и позже, на борту самолета: приветствия, рукопожатия, искренние выражения любви к старому другу, с которым давно не виделся.

Сразу после взлета к нам подошла стюардесса и поведала, что однажды победила в конкурсе мокрых футболок, причем тогда на ней была футболка Вертуна-Болтуна. Уайетт оценивающе взглянул на ее грудь, потом улыбнулся и голосом Вертуна произнес: «Да уж! И впрямь, моя счастливая футболка!»

Наконец улыбающаяся стюардесса ушла. Я спросил его, зачем он полетел со мной. Самолет все еще набирал высоту, и к тому времени, как он ответил, мы успели пробиться сквозь облачный слой и оказались посреди чистой голубизны неба на высоте не” скольких тысяч футов.

– Мы когда-то были любовниками.

– Вы с Филом?

Он взглянул на меня и коснулся пальцами моей руки.

– Нет, Уэбер, ты не думай, голубым он не был. Просто ему хотелось узнать, на что это похоже. Помнишь, однажды я летал к нему на съемки «Снова полночь»? Мы провели вместе всего пару дней. Ничего такого, просто немного душевного тепла для меня, и прелести новизны для него. Ему, кстати, не очень понравилось, и это меня нисколько не удивило.

Хотя я знал, что Уайетт голубой (он сам мне как-то признался), внешне это никак не проявлялось. У нас в труппе даже как-то вышла довольно некрасивая история, когда одна из женщин влюбилась в него, а он не ответил ей взаимностью. Позже он объяснил мне, что болезнь все равно постепенно практически лишила его пола: когда у тебя рак, и тебе постоянно то что-то втыкают, то что-то вырезают, трудно испытывать желание.

– Ты шокирован, Уэбер?

– Конечно. Но это и очень интересно. Уж, кажется, знаешь своих друзей как облупленных, а потом выясняется, что это не так.

– Наверное, не следовало тебе об этом рассказывать, особенно сейчас.

– Нет, Уайетт, ты правильно сделал. В Калифорнии я как раз и хочу попытаться выяснить, почему Фил покончил с собой. До вчерашнего дня я вообще не верил, что это он. А ты не мог бы рассказать мне поподробнее о том, как вы тогда провели время?

– Ну, ему я казался забавным, а я считал его гением. Этакое общество взаимного восхищения. Сначала мы перекинулись парой слов на съемочной площадке, затем вместе отправились перекусить. Ну, а остальное ты знаешь. В принципе я вовсе не пытался соблазнить его, и это самое странное. Я лишь сказал ему, что я голубой, но это ничего не значит. Он начал задавать вопросы, а я отвечал. Я не сторонник теории, будто в глубине души каждый обычный человек немножко голубой, и его голубизна лишь дожидается подходящего момента, чтобы наконец проявиться и громко заявить о себе миру. Просто некоторые люди голубые, а другие – нет. Фил никогда им не был, он просто любопытствовал – и только. Его интересовало все на свете. Именно поэтому с ним и не было скучно.