Книга Последняя дверь последнего вагона - Владимир Ильин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже делаю шаг вперед, но мне вдруг становится не по себе.
А что, если?..
Хм, а ведь все это может быть очень ловко разыграно. Обычное с виду дорожно-транспортное происшествие, в котором виноват пьяный водитель. Никаких изрешеченных очередями мирных прохожих. Никаких намеков на теракт. Все чинно и обыденно. Представители официальной государственной службы ликвидируют последствия катастрофы.
Только почему-то нет свидетелей, жаждущих дать показания. И эта путаница в сводках ОБЕЗа — кто-то ведь должен был сообщить в «дежурку» о мифическом «расстреле»? А что касается спасателей — настоящих, а не переодевшихся в их форму Снайперов, — то они вполне могут сейчас лежать мертвыми в грузовике с эмблемами Службы Спасения…
Так что просьба «помочь» может быть хитрым ходом. Стоит мне дотронуться до полуобезглавленного бедолаги, как он мгновенно оживет, а в следующий момент его место на том свете займу я. В карманах спасательских комбезов можно спрятать не только гранату или пистолет, но и целый компакт-пулемет со скорострельностью сорок тысяч выстрелов в минуту. И пока Ригерт или люди в «рефрижераторе» среагируют, хотя бы одна из этих пуль достанется мне.
Все это проносится в моей голове за считанные секунды. Еще секунда уходит на то, чтобы подать Ригерту условный знак: «БОЕВАЯ ГОТОВНОСТЬ!»
Я качаю головой:
— Извините, братцы, но я — пас…
— Что так? — кривится насмешливо бородатый. — Крови боишься, что ли?
Кажется мне или нет, что его подручные напряглись, услышав мой отказ?
— Ну, крови мы все боимся, — машу рукой я. —
Особенно — своей собственной… Но я не поэтому… Понимаете, ребята, я только что из больницы после операции: аппендицит вырезали… А врачи сказали: нельзя тяжести поднимать…
— А-а, — тянет спасатель. — Понятно. Извини. Ну а напарник твой — тоже после операции?
Ригерт не дожидается особого приглашения. Буркнув односложное ругательство (которое выполняет для группы поддержки функцию кодового слова «ВНИМАНИЕ»), он небрежно отодвигает плечом бородатого в сторону и одним рывком выдергивает труп из кабины.
Целомудренно отворачиваюсь, явно не желая созерцать содержимое черепной коробки мертвеца.
— Куда?.. — роняет Ригерт, обращаясь к людям в комбинезонах.
Как ни странно, до них доходит смысл его вопроса.
— Да клади его прямо на асфальт, — машет небрежно рукой бородатый. — В фургон мы сами закинем… Спасибо за помощь, мужики!..
Ригерт укладывает мертвеца на проезжую часть, и кровь смешивается с пылью.
И тут мне становится стыдно.
Не ты ли говорил недавно Слегину, что надо действовать активнее? Вызвался быть наживкой — так исполняй свою роль до конца. А сейчас — самый подходящий момент поставить все точки над «i».
Я подхожу к трупу и присаживаюсь рядом с ним на корточки, спиной к спасателям, которые пытаются расцепить машины, чтобы передвинуть их поближе к бордюру.
— Послушайте, ребята, — с фальшивым удивлением говорю я, — а ведь он жив!
— Если ты пошутил, приятель, то не смешно, — говорит один из спасателей, собирая разбросанные по асфальту инструменты. — У этого типа полбашки снесло, мозг по всей кабине раскидало, а ты говоришь — жив!.. Насколько мне известно, без головы люди не живут!
РАЗРЯД!
Человек, лежавший передо мной, вздрагивает и открывает глаза. Голова у него становится целой и невредимой. В мгновение ока исчезают обломки костей, торчавшие сквозь штанины. Правда, брюки по-прежнему разодраны в клочья, и на рубашке остаются пятна крови. Зато лужица крови на асфальте испаряется чудесным образом вопреки законам физики. Я до сих пор не понимаю, как это происходит. Выходит так, что Дар мой ликвидирует только сам факт смерти человека, возвращая его в исходное состояние. Как своего рода машина времени.
В следующую секунду мужчина садится и обалдело оглядывается.
— Где это я? — спрашивает он хриплым голосом, распространяя в воздухе стойкий запах алкоголя. — Что это было?
Взгляд его падает на искалеченные машины, и он резво вскакивает на ноги. Не обращая внимания на остолбеневших спасателей, недоверчиво трогает распиленный в нескольких местах кузов «тридцатки».
— Ни хрена себе! — вырывается у него из уст. — Как это меня угораздило, а?
Спасатели с открытым ртом переводят взгляд с него на меня. Кто-то из них растерянно матерится. У бородатого выпадает из руки кувалда, чуть не отдавив ему ногу. Мальчишки, наблюдавшие за ликвидацией последствий аварии, возбужденно переговариваются, показывая на меня пальцем.
Пот струится у меня между лопатками и по ногам.
Если это все-таки ловушка, то момент для нападения просто идеален.
— Ну вот, видите? — говорю я спасателям. — Наверное, он в рубашке родился!
Бородатый подходит к воскрешенному и пристально оглядывает его с головы до ног. Неуверенно спрашивает:
— Слушай, ты как себя чувствуешь? Может, тебя в «Скорую» отвезти?
Хозяин «тридцатки» смотрит на него, как на идиота.
— Какая «Скорая»? — изумляется он. — Мне же теперь надо страховку оформлять!.. Вы вон своими железками мне машину уделали так, что теперь ее только на свалку!
— Что-о? — говорит кто-то из спасателей. — По-твоему, это мы ее в металлолом превратили?
— Ну ладно, — объявляю я. — Не будем вам мешать, ребята. Надеюсь, теперь вы разберетесь без нас, что к чему.
Идем с Ригертом к машине. Не знаю, как мой напарник, а я ступаю, не чувствуя ног, и зачем-то считаю шаги. Вот сейчас мне выстрелят в спину… или сейчас?., а может, в этот момент?..
Однако мы беспрепятственно усаживаемся в свой «Ректор» и благополучно отбываем. Перед поворотом на первом же перекрестке я оборачиваюсь и вижу, как спасатели, обступив мужика в клетчатой рубашке, машут руками, что-то ему яростно втолковывая. По-моему, еще немного — и любителю выпить за рулем грозит вторая смерть, на этот раз — от удара кувалдой. Но нас это уже не касается…
Докладываю Слегину о ложном вызове, и он засоряет мембрану микрофона гнусными ругательствами. Обещает разобраться и наказать кого попало за дезинформацию. Потом спрашивает:
— Будете возвращаться в Управление?
— Нет, Ригерт сейчас доставит мое бесчувственное тело домой.
— Устал? — догадывается Булат.
— Как под прессом полежал, — в рифму отвечаю я.
— Ну и правильно, — говорит он, не замечая, что выражается двусмысленно (правильно — что устал или что еду домой?). — Отдыхай, Лен. До завтра.
— Ригерт, слышал? — отключившись, спрашиваю я своего спутника.
Поневоле: с кем поведешься, от того и наберешься. Еще немного пообщаюсь с этим молчуном — и сам забуду человеческую речь.