Книга Взгляд василиска - Макс Мах

Полина нравилась Вадиму, как женщина. Пожалуй, даже больше, чем просто нравилась. Однако, во-первых, Реутов никогда не ухаживал за своими студентками, а, во-вторых, девушка ему в дочери годилась, так что все варианты развития отношений, кроме, разумеется, чисто деловых – даже если допустить, что такой красивой девушке, как Полина, мог понравиться такой старый валенок, как Реутов – совершенно исключались. И Вадим это прекрасно понимал и достаточно эффективно боролся с "бесом любострастия", о котором так живо рассказывал ему в юности дед Эфраим, однако в присутствии Полины все его благие намерения куда-то пропадали. Положение, таким образом, было совершенно нетерпимое, и буквально выводило Реутова из себя. Но и выгнать ее он не мог, и потому, что неудобно было, и потому что – что уж тут! -не видеть ее долго не мог тоже. Поэтому, что бы не выдать ненароком своего истинного настроения, Реутов обычно был с Полиной сух до полного обезличивания отношений, но сейчас он находился в таком неустойчивом состоянии, что удерживать избранную им – как он полагал раз и навсегда – линию поведения он просто не мог.

"Барышня, – констатировал он с тоскливой объективностью, имея в виду под "барышней" отнюдь не Полину. – Находится в расстроенных чувствах".

10.

– Добрый день, Вадим Борисович, – сказала Полина, входя в помещение лаборатории. – Я вам не помешала?

"Помешала, – обреченно "ответил" ей Реутов. – Но ведь я тебе этого сказать не могу, не так ли?"

– Здравствуйте, Полина, – сухо поздоровался он. – Проходите, пожалуйста. Вы мне ничуть не помешали.

– Тогда, если можно, – Полина решительно подошла к столу, у которого устроился Реутов, и, не дожидаясь приглашения, села на свободный стул. – Я хотела бы с вами поговорить.

– Только, если не долго, – Вадим загасил папиросу и приготовился стоически перенести еще и это, которое уже за день, испытание. – Я, видите ли, несколько ограничен во времени. Дела, знаете ли…

– Я вас не задержу, – поспешила успокоить его Полина. – Я, собственно, хотела… То есть, если это возможно… – и куда только девалась вдруг вся ее уверенность? – У нас, видите ли, в мае начинается практика… Вадим Борисович, вы ведь тоже клиницист… Я подумала…

Честно говоря, если бы голова Реутова не была занята другим, он бы понял Полину быстрее. А так, девушке пришлось едва ли не целую минуту мучаться, пытаясь сформулировать свою, в общем-то, вполне приемлемую "в других обстоятельствах" просьбу. Но таково уж было сейчас его состояние. А когда он все-таки "дошел", то первой реакцией Вадима была паническая мысль, "Только не это!", а второй – удививший его самого вопрос, "А почему, собственно, нет?"

Он как раз хотел объяснить ей, что лаборатория, на самом деле, клиническим подразделением является чисто формально, в силу старых бюрократических правил, не позволивших в свое время – три года назад – назвать вещи своими именами, и сразу учредить ее, как научно-исследовательскую группу, но посмотрел – так уж вышло – ей в глаза и, потеряв одну уже готовую к озвучанию мысль, набрел на другую, поразившую его самого необыкновенной простотой.

"А ведь, если она уйдет, я ее больше не увижу".

И эта, первая за все время их знакомства нормальная мысль, так неожиданно пришедшая теперь в голову, резко изменила течение его мыслей и весь дальнейший ход разговора.

"А, в самом деле?" – спросил он себя, пытаясь одновременно понять, что мешало ему задать себе этот вопрос месяц или два назад.

– Да, не волнуйтесь вы так, – сказал он вслух, все еще ковыряясь в запутанном клубке своих противоречивых ощущений. – Хотите проходить практику у нас, так и будете. Какие проблемы?

"Никаких", – сам же себе ответил Реутов, так как никакой проблемы, и в самом деле, не существовало. И формально, и с точки зрения прецедентов, никаких трудностей здесь не предвиделось, а если таковые и были, то все они касались исключительно его собственных "психических хворей".

– Ой, – совершенно опешила Полина. – А я думала…

Ну, что она думала, догадаться было не сложно. А вот о чем думал сейчас Вадим, было, и впрямь, чем-то совершенно невероятным. Во всяком случае, с его собственной точки зрения, казавшейся, еще пять минут назад, неизменной, как закон природы. Собственно, этим резким изменением своей позиции, Реутов и был обязан следующему своему вопросу, которого – видит бог – в нормальном состоянии никогда бы не задал.

– Полина, – спросил он совершенно неожиданно для самого себя. – Извините за нескромный вопрос. Сколько вам лет?

Впрочем, вопрос этот удивил не только Реутова, Полину он, кажется, тоже застал врасплох, так что прошло едва ли не полминуты, прежде чем она собралась ответить.

– Вадим Борисович, – сказала она своим грудным очень красивым голосом, который в это мгновение показался Реутову даже более низким, чем обычно. – А вы о чем меня сейчас спросили?

– Извините, – сразу же дал "задний ход" Вадим, моля бога, чтобы не покраснеть под ее испытующим взглядом.

– Да, нет! – неожиданно улыбнулась Полина. – Что вы! Я совсем не обиделась, да и тайны большой в этом пока нет. Двадцать три. Но вы-то ведь совсем о другом думали, когда спрашивали. Ведь так?

Это был неожиданный оборот. Не менее неожиданный, чем ее улыбка, или его собственный вопрос. Но теперь получалось, что если он отступит, то просто спразднует труса, причем не перед одним собой, но, что гораздо хуже, и перед Полиной тоже.

– В общем, да, – попытался улыбнуться Реутов. – Значит, если я вас приглашу вечером в ресторан, вы согласитесь со мной пойти?

– А вы пригласите, – еще шире, и уже совсем по-другому, чем прежде, улыбнулась Полина.

– Приглашаю, – сказал Реутов, но даже слов своих, кажется, не услышал.

– Соглашаюсь, – а вот ее ответ он не только услышал, он его, можно сказать, всем телом почувствовал.

– Ресторан "Тройка" вас устроит? – ну зачем он задал этот совершенно идиотский вопрос?

– А все равно, – как-то очень просто и хорошо ответила Полина. – Куда пригласите, туда и пойдем. А хоть бы и к вам домой… – она бросила на него пристальный взгляд и снова улыбнулась. – Но в этом случае, Вадим Борисович, нам придется перейти на "ты".

Соображать следовало быстро. Во всяком случае, Реутов сразу понял, что сейчас все зависит именно от его ответа.

– Хорошо, – сказал он. – Значит, в семь часов я жду тебя… где?

– На углу Невской и Лиговской, – ничуть не подав вида, заметила ли, нет, его обращения, ответила она.

– Это что, у лавки колониальных товаров? – уточнил Реутов, стараясь держать себя в руках.

– Да, – кивнула Полина. – До вечера, – и, улыбнувшись на прощание еще раз, пошла к выходу, а Реутов вдруг почувствовал такую смертельную усталость и такой "звон" в голове, какие в последний раз пришлось испытать сразу после успешной защиты докторской диссертации.