Книга Байки с Лубянки - Александр Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор руки потер:
— А что? Надо народное средство попробовать.
И попробовал. Чемпион вмиг выздоровел, повеселел, стал широко улыбаться, всех потряс своей мощью и медаль завоевал — золотую. Из Кремля правительственная телеграмма прилетела: «Поздравляю новым триумфом советского спорта, за волю мужество награждаетесь орденом Ленина. Первый секретарь ЦК КПСС…»
Телеграмму опер на общем собрании зачитал, чемпиона все еще раз поздравили.
В общем, пронесло — чемпиона и опера.
* * *
Кстати, джинсы чемпион так и не стал покупать. На ту прискорбную подачку, что чиновники из Спорткомитета милостиво подавали спортсменам, чемпион купил альбомы по искусству, разумеется, на английском языке. На русский переводил легко, без словаря для всех читал.
Хорошо у него получалось, сам слыхал.
В оперативной работе трагическое часто соседствует с комическим. Логика с несуразицей.
В 1977 году террористы взорвали бомбу в метро. Пострадали невинные люди. Чекисты сбивались с ног в поисках преступников. Сотни бригад работали по розыску. Милиция, прокуратура. Все силовые ведомства объединились в этих поисках. О наградах не мечтали, жили надежной — найти подонков.
Тысячи людей были брошены на вокзалы, станции метро, автостанции.
Несли и мы с моим молодым коллегой службу на станции метро «Площадь Ногина». К концу дня ноги опухают от топотни по платформе, лица сливаются в одну сплошную массу. И даже ночью явственно раздается в ушах грохот подходящих и уходящих поездов. И так день за днем, но чекистская бдительность только возрастает.
Ходим мы себе, в толпу всматриваемся. И если сначала мало чего замечали, то со временем глаз стал острее. И вдруг толкает меня приятель в бок: — Смотри!
И точно: идет по платформе мужичок. Сам как камбала — все бочком-бочком, потому что под мышкой у него тяжесть неподъемная. И все время опасливо головой крутит, ясно: боится чего-то.
Вспомнили мы ориентировку, что взрывчатка была в чугунной гусятнице. Пробил нас пот.
Оглянулись по сторонам, увы, милиции нет. Принимаем волевое решение: проверить документы, а если что, так задержать.
Двинулись мы за мужичком. Тут поезд подошел, мужичок вместе со всеми вошел, и мы внутрь вагона проскользнули. Когда двери стали закрываться, мужичок обратно на платформу — юрк! — выскользнул. И зачесал, зачесал на другую платформу, противоположную.
Ясно как божий день: преступник, террорист!
Облились мы холодным потом, да делать нечего: и мы успели выскочить на платформу, хотя себя расшифровали, это ясно. Но теперь это уже неважно, ибо решили: будем брать!
А он шаг ускоряет. Мы прибавляем, он тоже. Вообще, как орловский иноходец, на рысь перешел. А тяжесть у него под мышкой!
Бога молим: «Лишь бы не уронил, лишь бы не взорвал от безысходности! Столько людей положит взрыв; да и мы своих детишек больше не увидим, и моя жена-красавица Алла Юрьевна молодой вдовой останется! Зато с честью отдам жизнь матери-Родине, служебный долг выполню и, быть может, посмертно награжден буду!»
Бросился злодей на другую платформу, а там и поезд подкатил.
Бежит злодей вдоль остановившегося состава, мы за ним пыхтим.
— Стой! — кричим, а он хода прибавляешь Металлический голос объявляет:
— Осторожно, двери закрываются!
И в этот момент злодей шмыгнул в вагон. Мы не отстаем. А голос:
— Следующая станция «Таганская»! Несется он по вагону, народ опрокидывает. Мы — за ним! Вот, уже достаем, сейчас мы его…
И вдруг злодей бросает на пол то, что под мышкой было, и снова — шнырь в еще открытую дверь, на платформу.
Грохнулась тяжесть непомерная. Народ, и без того напуганный, как вскочит, как закричит!
Дернули мы стоп-кран, пассажиры в едином порыве и с жуткими воплями бросились к дверям.
Простились мы с нашими молодыми прекрасными жизнями, однако, по счастью, взрыва нет. Осторожно подходим к тяжести, начинаем рассматривать, а мой напарник испускает громкий восторженный шепот:
— Ба, да это ящик с кафельной плиткой! Чего, придурок, бежал от нас?
— Ясно, что спер плитку казенную, вот и боялся попасться!
Пока мы в вагоне были, милиция подоспела. Задержали воришку. Действительно, мужичок строителем оказался. Подработать захотел, свистнул он на стройке плитку. Да, видно, робкий был очень, да и опыта воровского мало. Шел и озирался, пока на нас не нарвался.
Вот и побегали от души.
За хищение социалистической собственности суд отправил любителя государственного добра на два года общего режима. И по делу: не воруй!
Ну а если же приперло, украл, так веди себя прилично, от спецслужб не бегай и добропорядочных граждан не пугай.
…Что касается тех, кто устроил взрыв, они были изобличены и приговорены судом к высшей мере.
В 1991 году грянули выборы в Верховный Совет. И в отличие от прошлых лет, когда баллотировалась только определенная категория начальников, в этот раз разрешили всем: валяй, кто хочет.
И началось! Всем нетерпелось стать народными избранниками.
Были созданы штабы и группы поддержки, которыми руководили, простите за выражение, имиджмейкеры.
Мне же поручено было обеспечивать выборы своего шефа. Работа закипела!
Мотались мы с ним по всей московской области. С народом встречались, выслушивали жалобы, отвечали на вопросы, рисовали сладостные картины перемен, коли изберут моего шефа. В день таких собраний случалось несколько.
К тому же каждый раз приходилось учитывать особенность аудитории, их профессиональные интересы. Иногда это получалось.
Ног к исходу кампании не чувствовали, да и язык во рту разбухал от речей.
* * *
Однажды приехали на встречу с избирателями в какой-то биологический институт с сельскохозяйственным профилем. И тут случился забавный случай, который по сей день вспоминаем с улыбкой.
Шеф был в ударе. Он вдохновенно рассказывал о коварных вражеских происках, не забыл отметить наших доблестных контрразведчиков.
Все шло отлично. Шеф — отличный рассказчик. Он хорошо знал то, о чем говорил.
Зал слушал затаив дыхание, порой разражался бурными аплодисментами.
Мы поняли: полная победа! Эти замечательные люди — ученые с европейскими именами, доктора и кандидаты биологических наук, лаборанты и уборщицы — теперь дружными рядами явятся на избирательные участки и отдадут шефу свои драгоценные голоса. Мой генерал был упоен успехом. Он решил в заключение своего триумфа поставить жирный восклицательный знак. Ведь лишь накануне генерал получил тревожную сводку: в Московской области свирепствует смертельный сальмонеллез.
