Книга Золотой империал - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В голове сам собой начал складываться список продуктов, которые на пятнадцать копеек ротмистр Чебриков мог бы приобрести в настоящем Хоревске: хлеб, молоко, шоколад или что-нибудь мясное, сто граммов водки... Тягучая слюна переполнила рот и, оглянувшись, не видит ли кто, граф точным плевком отправил излишки в замусоренную железную урну. Слава богу, хоть на этом ржавом ящике на шарнирном креплении свою эмблему не приварили!
От неожиданно раздавшегося над головой рева мощных двигателей ротмистр присел и привычно завертел головой: а ну как шарахнет ракетой...
Самолет, пронесшийся почти над самыми крышами, ничем не шарахнул... Мощный реактивный истребитель типа «Горыныча» самолето-строительного концерна «Дукс», хищный, с двумя высокими килями, произвел на пробудившегося в Петре Андреевиче военного гораздо больше, чем виденные на улицах автомобили.
Не вяжется как-то: самые современные самолеты и пустые прилавки. Может быть, какая-нибудь иностранная оккупация? Нет, на крыльях и фюзеляже те же звезды.
Видение, почти фантастическое на фоне окружающей убогости, слегка притупило голод, но, как только летающая квинтэссенция передовой инженерной мысли скрылась за домами, желудок сразу напомнил о себе.
Хотя бы банальный бутерброд: ломтик черного хлеба, намазанный маслом и украшенный...
Все, хватит о съестном! Где же взять местных денег? Банк ограбить, что ли? Так не встречал ведь еще ни одного... Может быть, пройтись на рынок?
Рынок в здешнем, потустороннем Хоревске располагался на месте церкви. Рынком в прямом понимании назвать его было трудно: невысокий, красного кирпича забор с башенками а-ля Кремль по углам, навевающий мысли о каком-то фортификационном сооружении (подобными заборами здесь, как оказалось, были окружены все промышленные предприятия, что-то обширное, но невысокое, невидимое из-за ограды, с интригующим и лаконичным названием «База», и даже электростанция), металлические решетчатые ворота... Казалось, местные купцы... тьфу, нет ведь здесь никаких купцов, готовились от кого-то держать оборону. От степных кочевников к примеру. А что? Ротмистр нисколько не удивился бы, если бы здесь кроме утопическо-масонского государства отыскалась бы степная орда, регулярно совершающая набеги на города. Тогда население, организованно укрывшись за кирпичными стенами... Нет, не клеится! В этом случае должна существовать стена и вокруг всего города... К тому же самолеты... Да и невысоки стенки-то. Умелый всадник легко перемахнет, если скакун привычный, не деревенская кляча.
Глаза ротмистра слегка затуманились при одном воспоминании о верном Хазаре, ахалтекинце чистых кровей, оставленном в Петербурге. Как он там сейчас?..
На вывеске местного рынка красовались те же серп с молотком и звездой и надпись «Хоревский колхозный рынок». Второе слово было, мягко выражаясь, странным, но что делать? Подобными несуразицами здесь наполнено все. Петр Андреевич решительно ступил под гостеприимную арку...
* * *
Торговля была удручающе скудной: всего несколько рядов грубо сколоченных прилавков из потемневшего от непогоды дерева с такими же грубыми навесами, заполненные торговцами едва ли на треть, причем товары были не менее убоги, чем окружающий пейзаж... Пробовать продукты, куркули деревенские, тоже не давали, исподлобья наблюдая за странноватым покупателем, с унылой миной разгуливающим между рядами.
Урчание в животе от вида недоступного съестного только усилилось, и тогда Петр Андреевич, чтобы не бередить себя, испытывая танталовы муки, решил навестить вещевые ряды.
Здесь торговля кипела: были заняты не только все прилавки, точно такие же как и продуктовые, только без навесов (интересно, а дождь их что — не мочит?), но и грязный снег вокруг, застеленный тряпьем всевозможных цветов так, чтобы оставить только узкие проходы для покупателей, которых было чуть ли не в десять раз больше, чем продавцов. Продавалось и покупалось все, начиная от совершенно новой одежды с неоторванными еще фабричными ярлыками, довольно красивой фарфоровой, фаянсовой и керамической посуды и запчастей, по виду автомобильных, до сущего барахла типа старых помятых чайников и явно отвернутых где-то в подъездах видавших виды дверных ручек. Всякого рода электродетали, лампочки, аляповатые шкатулки, шестеренки и подшипники, копилки в виде кошек и поросят рядом с живыми, едва прозревшими пискливыми котятами сомнительной родословной в старой меховой шапке, разномастные непарные туфли, слесарный, устрашающего вида и навевающий мысли о средневековой инквизиции инструмент... Какой-то чернявый смуглолицый паренек в вязаной шапочке, натянутой по самые глаза, толкнув будто невзначай плечом, вполголоса, глядя куда-то в сторону, предложил «шмаль»... Похоже, здесь ротмистру Чебрикову делать было вообще нечего. Пора домой, нагулялся...
И вдруг граф замер с поднятой ногой. Что-то знакомое почудилось ему на прилавке перед только что пройденным продавцом. Вот оно!
На грязно-зеленой холстинке, похоже, лоскуте от какой-то военной одежки, дослужившей до обтирочного материала, среди разнообразных значков и монет, разложенных рядками и насыпанных в круглую жестянку вроде коробки из-под леденцов-монпансье, выделялся большой серебряный рубль с двуглавым коронованным орлом...
* * *
Не чуя под собой ног, Петр Андреевич летел домой, сжимая в руках два наполненных под завязку пластиковых пакета с ручками (а удобно, кстати, придумано, нужно будет запомнить!), украшенных какими-то аляповатыми рисунками, причем на одном — та же красная пятиконечная звезда с серпом и молотком и еще одна непонятная аббревиатура ДОСААФ.
В пакетах была самая разнообразная снедь: куриные яйца, поштучно завернутые в клочки газеты, и сметана в закрытой бумажной крышкой стеклянной банке, сырая ощипанная курица (нужно будет запечь в золе!) и полведра замечательной картошки, домашний творог и баночка с медом... Не забыть про бутылку какой-то непонятной «Столичной» водки (продавец клялся-божился, что она почему-то «не паленая»), купленную из-под полы у какого-то разбитного небритого мужичка в плоской кожаной кепке, когда-то синей стеганой куртке, распахнутой на голой груди, защитного цвета брюках-галифе, заправленных, правда, не в сапоги, а в какие-то обрезанные чуть ли не по щиколотку валенки... Только хлеб и соль пришлось купить в магазине у скучающей тол стой продавщицы, равнодушно читающей за прилавком какую-то растрепанную книжицу, на мягкой обложке которой полуобнаженную красотку страстно обнимал жгучий латиноамериканский мачо. И все это богатство — за обычный серебряный полтинник! Нужно было видеть, как загорелись глаза у пожилого очкастого торговца, только что дремавшего с открытыми глазами — у его прилавка покупателей что-то не наблюдалось вообще, — едва он завидел шлепнувшуюся перед ним на тряпку монету. Каким-то шестым чувством Чебриков вмиг уловил, что это — коллекционер из завзятых и его уже просто так не отпустит. Услышав цену и сопоставив ее с цифрами, только что виденными на ценниках, граф, словно заправский биржевой маклер, смело поднял ее впятеро и тут же понял, что продешевил: нумизмат — так, вроде бы, называют сдвинутых на всякого рода медяках — тут же вытащил из-за пазухи ворох мятых купюр, отсчитывая требуемую сумму...