Книга Спутники Волкодава. Путь Эвриха - Павел Молитвин

Эврих отстегнул от пояса пенал с перьями, разъединил на две половинки и аккуратно засунул «маяк» в специально выточенное для него в донышке отверстие. Задвинул тщательно выточенную крышечку и вновь соединил обе части пенала — пусть-ка кто-нибудь попробует отыскать этот тайник. Не зря же он когда-то ходил в учениках краснодеревщика! Воровать такое барахло не придет в голову даже самому распоследнему вору, и по всем расчетам должно ему очень уж сильно не повезти, чтобы не сумел он передать «маяк» Тилорну из рук в руки.

Окинув каюту звездной шлюпки прощальным взглядом, аррант нажал на квадратную кнопку и, подождав, пока люк перед ним откроется, спрыгнул на землю. Тилорн просил его ни в коем случае не выносить из шлюпки ни одной вещи, значит, так тому и быть. Преисполненный величайших сожалений, Эврих вздохнул. Убедился, что овальный люк встал на место, не оставив даже волосяного зазора, и, повернувшись спиной к черному яйцу, двинулся вдоль валунов, за которыми начинался спуск к морю.

Сумерки уже опустились на остров Спасения. С того момента, как сегваны увидели на горизонте его утесы, прошло полтора дня, но Эвриху казалось, что он провел в каюте шлюпки по крайней мере несколько суток. Он прикоснулся к совершенно иной жизни, иной культуре, и ему не хотелось вот так сразу возвращаться к разожженным командой «Крылатого змея» кострам. Спустившись к морю, он некоторое время любовался мощным накатом валов, мерно набегавших на берег и разбивавшихся о горбатые спины поросших водорослями валунов. Потом, почувствовав, как сырость и холод начинают забираться под шерстяную тунику, медленно двинулся к алым точкам костров, вокруг которых расселись четыре десятка мореходов. Когда на рассвете он отправился к шлюпке, сегваны замешивали тесто, чтобы испечь свежие лепешки, кипятили воду в котлах, готовясь варить похлебку, кое-кто намеревался наловить рыбы и поджарить ее на угольях. При мысли о горячей еде, аррант прибавил шагу, надеясь, что сегванов порадует известие о том, что завтра поутру они могут отплыть к родным островам.

Он был уже в полусотне шагов от крайнего костра, когда до слуха его донеслись первые хорошо различимые слова, выкрикнутые визгливым недовольным голосом:

— Будь он даже трижды колдун, я не желаю всю зиму торчать из-за него в Тин-Вилене!

— Хеггов сын! Неужели ты хочешь привезти его на наши Благословенные Острова, чтобы он наводил порчу на наш скот и наших женщин? И без того нам год от года становится все труднее прокормиться, а если в дело будут пущены злодейские заклинания…

— Почему бы нам тогда просто не перерезать ему глотку или не оставить на этом острове? — спросил парень, в котором Эврих признал Санайра.

— Перерезать глотку колдуну? Оставить его на острове? Видать, Храмн напрочь обделил тебя способностью шевелить мозгами! Что может быть хуже проклятия чародея? Нет уж, пусть им занимаются жрецы Богов-Близнецов! Отдадим колдуна этим святошам — незачем нам встревать в их разборки!

— Тем более Хономер обещал Демитару щедро заплатить за этого аррантского кудесника! С деньгами-то и в Тин-Вилене можно недурно зиму провести!

— В Тин-Вилене особенно!..

Эврих присел среди нагромождения валунов, чувствуя, как страх холодными пальцами сдавливает горло. О каком это аррантском кудеснике они толкуют? За кого Хономер обещал щедро заплатить Демитару?..

— А по-моему, все это чепуха! Никакой он не колдун! Хономер хочет свести с парнем какие-то старые счеты, вот и возвел на него напраслину, — послышался рассудительный голос Валченоха. — Вы лучше подумайте, как отнесется Ратхар к тому, что мы приглашенного им на борт «Крылатого змея» арранта Хономеру выдали.

Сидящие у костра примолкли, но потом заговорили разом, перебивая друг друга.

— Так аррант же этот хворь на него и напустил!

— Откуда Ратхару было знать, что он колдуна приветил!

— С Буревестником пусть Демитар объясняется, наше дело маленькое!

Эврих стиснул зубы, силясь сообразить, что же ему теперь делать. Запереться в Тилорновой шлюке и подождать, пока «Крылатый змей» выйдет в море? Но тогда одним Богам Небесной Горы ведомо, сколько месяцев, а может, и лет придется ему проторчать на этом островке. А ведь скоро зима, выпадет снег, так что из черного яйца носа не высунуть будет. Еды у него нет и… Нет, это не выход.

Продолжая прислушиваться к разгоревшемуся спору и видя, что около других двух костров сегваны тоже возбужденно размахивают руками, призывая в свидетели Храмна и Хегга, он очень скоро пришел к выводу, что выбирать ему не из чего и спасти его может только красноречие. Если ему удастся убедить суеверных мореходов в том, что он не колдун, а всего лишь безвредный ученый, путешественник, занятый описанием стран и земель, то все еще может кончиться хорошо.

Если же нет, ежели Демитар в самом деле подкуплен Хономером…

Но об этом лучше было не думать, и, отогнав от, себя образ радостно потирающего руки Избранного Ученика Богов-Близнецов, Эврих поднялся из-за валуна и твердым шагом направился к ближайшему костру. Надобно действовать, пока решимость еще не покинула его и сегваны не пришли к единому мнению о том, как им поступить с тем, кого они, по старинным законам гостеприимства и преломленного хлеба, должны были защищать до последней капли крови, а не предавать в руки давнего недруга.

4

Звезды за окном начали блекнуть, и Хаккари поняла, что заснуть этой ночью ей так и не удастся. Сколько бы ни ворочалась она с боку на бок, сколько бы ни зарывалась носом в пуховую подушку, ее не оставляло ощущение, что низкий потолок вот-вот рухнет и придавит ее, а сложенные из толстых бревен стены начнут рассыпаться, погребая под собой обитателей замка. Напрасно девушка уговаривала себя, что неуклюжее строение это возведено уже более десяти лет назад и не похоже, чтобы время оставило на нем хоть какие-то следы. Напрасно пыталась утешиться мыслью, что Боги Покровители не дадут в обиду безвинного и не пожелают смерти того, кто чтит Великого Духа и обычаи предков.

После шатра, в котором она родилась и выросла, массивный деревянный дом казался ей страшным и душным. Не будучи пугливой, Хаккари тем не менее вздрагивала от каждого скрипа половиц, от каждого шороха. Непривычные запахи заставляли ее морщить короткий вздернутый нос, а выглянув из верхнего окна спальни Канахара, расположенной на третьем, самом верхнем этаже замковой башни, она едва не лишилась чувств.

Трое суток, проведенных в мужнином доме после шумной свадьбы, устроенной ее сводным братом, чтобы породниться с кунсом Канахаром, показались Хаккари нескончаемо долгими, а при мысли о том, что здесь ей предстоит провести всю свою жизнь, девушка чувствовала, как глаза наполняются слезами, а душа погружается в пучину безысходности. Разметавшись на огромном ложе и скинув с себя жаркое одеяло, она пыталась найти утешение в воспоминаниях, но прежнюю ее жизнь в шатре Тамгана тоже нельзя было назвать счастливой. До недавнего времени сводный брат относился к ней, как к досадной обузе, и старался не замечать, за исключением тех редких случаев, когда мог надеяться извлечь из ее существования хоть какую-то пользу. Хаккари не винила в этом Тамгана — нанг племени вправе был рассчитывать, что с ее помощью ему удастся избавиться хотя бы от малой толики одолевавших его забот. Но замухрышке-сестре никак не удавалось оправдать его ожиданий, и два года назад, после того как Фукукан вместо Хаккари взял в жены Тайтэки — дочь нанга майганов, — Тамган окончательно разочаровался в сестре и был крайне изумлен, когда куне сегванов пожелал ввести ее в свой дом.