Книга Ужас глубин - Карен Трэвисс

Если бомба рванула внутри базы, тогда у КОГ имеются гораздо более серьезные проблемы, чем они думают.

Но это было не так. Коул и Дом добрались до северо-западных ворот как раз вовремя, чтобы увидеть два открытых грузовика, направлявшихся по главной дороге к скоплению гораснийских палаток. Дым поднимался над дальней частью лагеря. Даже Центр вряд ли мог сейчас установить, что там произошло. Гораснийцы щебетали на своем языке, а люди из Центра пытались на языке Тируса выяснить, что случилось. Но это у них плохо получалось.

Инстинкт приказывал Дому то же самое, что и всем остальным солдатам, находившимся на базе: уладить ситуацию, не важно как — помогать ли раненым или оцепить место происшествия. Они быстро направились к палаточному лагерю, но двое тамошних охранников преградили им путь.

— У нас все под контролем, — сказал один из них на тиранском языке. Фраза прозвучала так, словно он заучил ее наизусть, не понимая смысла слов. — Спасибо.

— Там взорвалась бомба, сынок. — Коул всегда готов был помочь. Искренне. — По-моему, это не означает «под контролем».

— Вы хотите что-то сделать? — спросил охранник. Значит, он все прекрасно понимал. — Делайте свою работу, солдаты. Делайте так, чтобы на дорогах не было бомб. Не знаете как? Мы вам покажем. Но потом.

— Вы больше не у себя в Горасной! — рявкнул Дом. — Здесь нет никаких гребаных границ.

— У нас есть обученные люди. Если вы будете тут ходить, будете им только мешать. — Горасниец говорил вполне мирно, но дорогу не уступал. — Спасибо.

Коул взял Дома за плечи, развернул его и повел обратно к базе:

— У нас полно других дел. Ты слышал, что сказал этот человек.

— Сволочи неблагодарные! — Парень был в чем-то прав, но Дом не привык к тому, чтобы его посылали подальше. Он был разъярен — черт, он сам не знал отчего: была ли это реакция на смерть Андерсена, Марии или на любую из сотен других смертей. Он знал только одно: он не хочет просто стоять и думать. Он нажал на кнопку наушника. — Сантьяго вызывает Центр, мы с Коулом вам нужны где-нибудь?

Центр сейчас был завален сообщениями, и последнее, что было нужно диспетчерам, — это солдаты, спрашивающие, что им делать. Однако на случай чрезвычайных происшествий существовал план, и отклонения от него могли доставить Центру еще больше проблем. Матьесон ответил после длительной паузы:

— Можете помочь нам здесь, Дом. Будете принимать вызовы.

— Уже идем, — ответил Дом.

Главный корпус военно-морской базы располагался среди череды казенных пятиэтажных бараков из красного кирпича — винтовые лестницы, лакированные полы, темно-зеленые стены. Дом и Коул с трудом пробились сквозь встречный поток солдат и добровольцев, хлынувший из главных дверей. Дом, перескакивая через две ступеньки, помчался в командный центр, приглаживая на ходу форму, несмотря на то что уже очень давно никто не обращал внимания на внешний вид. Как только он вошел в помещение, его оглушила звуковая волна: переговоры, доносившиеся из громкоговорителей, голоса операторов с телефонными трубками в одной руке и наушниками от раций — в другой. Группа местных жителей возилась около висевшего на стене табло, на котором отражалась информация о происшествиях. Они наносили места стычек на нарисованную от руки карту. Матьесон, не прерывая разговора, развернулся в кресле и показал Дому и Коулу на консоль рядом с Аней.

— Хорошо, что Маркус не взял меня на охоту, — произнесла она непонятную фразу. — Там черт знает что творится. Дом, садись за рацию и найди «Сигму Два». От них что-то ничего не слышно. Коул, ты будешь держать связь с Пелруаном. У них пока никаких происшествий, но мне нужно постоянно знать, что там происходит.

На подбородке у Ани виднелось несколько царапин. Она закатала рукава, и, когда потянулась за телефонной трубкой, Дом заметил у нее над локтем огромный синяк.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Да, она взорвалась уже позади нас. — Она взглянула ему за спину, на доску. — Однако остальным четырнадцати машинам повезло меньше. Убиты двое гораснийцев, четверо наших, несколько тяжелораненых. Я легко отделалась.

Сидеть в командном центре оказалось гораздо тяжелее, чем представлял себе Дом. Все дело было в ожидании, в невозможности схватить автомат и дать выход напряжению. Шаря по частотам в попытке найти «Сигму», он прислушивался к разговорам. Транспортный отряд пытался привести в действие минный трал, строительные рабочие обнаружили около недостроенного дома подозрительный участок недавно взрыхленной почвы, в операционную требовался электрик, чтобы починить какие-то лампы. Различив слова «тяжелое ранение брюшной полости», он постарался немедленно забыть о них.

Карлос. Иногда бывало, что Дом не вспоминал брата несколько дней подряд, а потом наступало время, когда он не мог думать ни о ком другом, даже сейчас, через семнадцать лет. Годы определенно не излечили его. Просто со временем промежутки между приступами боли становились длиннее. Оставалось только с головой погрузиться в насущные проблемы и не давать прошлому возможности проникнуть в мысли до тех пор, пока ты не почувствуешь, что в состоянии как-то справиться с воспоминаниями.

В помещение вошел Хоффман в сопровождении Майклсона. Дом сидел спиной к двери, пытаясь разобрать, что гражданские пишут мелом на доске, но голос Хоффмана, даже если тот говорил шепотом, всегда привлекал его внимание. Полковник когда-то был его непосредственным командиром. Даже теперь какая-то часть сознания Дома ежеминутно готова была выполнять его приказы.

— До тех пор пока мы не узнаем, что у них за взрывчатка, мы не сможем лишить их источников снабжения. — Это говорил Майклсон. — Что они делают: воруют сельскохозяйственные химикаты? Изготовляют их? Черт, Вик, они могут даже подвозить их по морю. Я не в состоянии полностью закрыть остров, даже с радарами на катерах.

Хоффман раздраженно проворчал:

— Если Треску так уверен, что может научить нас, с какого конца лучше разбивать чертовы яйца, то пусть сам и занимается патрулированием!

— Ну вот что: если их снабжают с моря, я скорее сдохну, чем буду тратить время и топливо на пограничные катера! — рявкнул Майклсон. — Мы здесь не таможенники. Будем топить любое чужое судно. Они быстро сообразят, что к чему.

— Вон он идет, — произнес Хоффман. — Сделай радостное лицо, Квентин.

Вошли Прескотт и Треску. Дом искоса наблюдал за ними. Треску привык быть главой государства и привык к соответствующему отношению, даже если граждан в этом государстве насчитывалось всего несколько тысяч человек. Держал он себя надменно, как будто это он принимал здесь решения. Прескотт, казалось, находил это забавным. Если это видел Дом, то Треску тоже наверняка все понимал. Эти двое спорили о чем-то — говорили сквозь зубы, не повышая голоса, но это совершенно не означало, что их интересовало мнение окружающих. Дом почувствовал себя как ребенок или слуга, подслушивающий разговор хозяев. Прескотт уселся за свободный стол, не отрывая от гораснийского лидера пристального неприязненного взгляда.