Книга Подарок крестного - Марина Александрова

Марфа торжественно перекрестилась.

– Думаю, госпожа, что все же не следует вам этого делать, – снова тихо проговорила Стеша.

– Да что такого будет, если я разгульную девку, которая про честь забыла и хозяйке своей такой черной неблагодарностью отплатила, на улицу гнать прикажу? – возмутилась Марфа.

– Уж не знаю, что и будет, да только чует мое сердце, что добра от этого ждать нечего.

– Так, что-то ты от меня скрываешь, Степанида, что-то не договариваешь, верно ведь? – осведомилась Марфа, а сама почувствовала, как закололо сердце в предчувствии неотвратимой беды.

– Да уж что здесь говорить! – воскликнула служанка. – Что слюбились они – одно дело, да ведомо ли вам, как он к этой мерзавке неблагодарной привязался?

– Ну, доколе я не замечала, чтоб он вообще к кому-нибудь привязывался иль чувства какие питал… Кроме Настеньки, может быть… А что?

– Да то, что брюхата ключница!

– А он, что же? – онемевшими губами спросила Марфа. Голос ее не слушался и вместе со словами из горла вылетали хрипы.

– А он весь так и светится, словно солнышко ясное!

– Господи! За что же ты меня так? – глухо простонала Марфа. – Ведь никому ничего плохого я в жизни своей не делала! За что ж ты меня так наказываешь! Позор-то какой!

Больше ничего Марфа сказать не смогла. Она схватилась за грудь и повалилась на подушки, лицо ее исказилось, глаза вылупились… Хотела сказать что-то, да не ворочался язык, только невнятные стоны рвались из горла.

– Что с вами, госпожа! – тут же с плачем подскочила к Марфе служанка.

– Позови… позови…

– Боярина, али лекаря кликнуть? – не поняла Степанида. – Я сейчас, я мигом, – и она рванулась к двери.

– Постой… – остановил ее прерывающийся шепот. – Поздно… – Марфа облизала пересохшие губы. – Поздно лекаря, и Василия ни к чему… Ее… ее позови… Анну…

Степанида некоторое время стояла в нерешительности, но потом, будто собралась с духом и исчезла за дверью.

Душно было боярыне, страшно. Вот она, смерть, какая! Незаметно подкралась, и не отмахнуться от нее, не отмолиться… Жизнь прожила, а счастья не видала – не узнала мужниной любви, потеряла дочь любимую… И внучку теперь не увидеть. Может, так и лучше – хоть не жить при таком позоре!

Скрипнула дверь, в комнату тихонько вошел кто-то. Марфа с трудом повернула голову и в неверном свете свечи узнала Анну. Боль с новою силой принялась терзать ее сердце.

– Госпожа звала меня? – ясным, чистым голосом произнесла Анна.

– Звала… – прохрипела умирающая. – Подойди… ближе…

Только тут Анна разглядела, как бледна хозяйка, с каким трудом дается ей каждое слово…

– Что случилось, госпожа? Не позвать ли лекаря?

– Не надо… лекаря… Скажи мне лучше, как ты жить будешь?

– О чем вы, госпожа? – насторожилась Анна.

– Я умираю… Нет, не надо никого звать на помощь… – добавила Марфа, узрев, что Анна собирается закричать. – Никто мне помочь уже не в силах… Да и не хочу я больше жить… Я тебя спрашиваю, как ты жить дальше собираешься?

Анна непонимающе глядела на хозяйку, инстинктивно прикрывая выпирающий уже живот руками.

– Тяжело тебе будет… – продолжала Марфа, – ведь виновата в моей смерти ты! Помни – ты одна!

Анна тихонько охнула и вцепилась в край стоявшей рядом лавки.

– А ты как думала? Решила, небось, что я как молча жила, так и умру, ни слова тебе не сказав? Нет уж, слушай! Ты с моим мужем слюбилась – на нем этот грех, мужики, они все такие. А вот ты ни о своей, ни о моей чести не подумала. Взяли тебя в дом, ровно путную, а ты вот как! Покарает тебя Господь – и здесь тебе недолго счастливой ходить, и там расплата ждет! Проклинаю тебя, слышишь! У престола божьего молить буду, чтоб наказал он тебя за счастье украденное, которого мне испытать не довелось… Проклинаю!

Анна чувствовала, что силы покидают ее, ноги подкашиваются, что она вот-вот упадет без чувств.

– Как же ты можешь? – вскричала она. – За то, что сама не смогла мужика любовью согреть, меня казнишь? Как только язык твой повернулся подобные слова говорить? Ведь тяжела я, а ты проклинаешь?! На тебя же твое проклятие падет, к тебе возвратится!

– Я уж отстрадала свое, – отвечала Марфа. На лице ее появилась зловещая улыбка. – Проклинаю!

Страшная судорога сотрясла все тело Марфы, и дыхание ее прервалось. Умерла боярыня Марфа, умерла, как и жила – одинокая, обозленная…

Анна словно в полусне вышла из комнаты. Возле двери натолкнулась на Степаниду.

– Что там? – спросила служанка, глядя на Анну огромными глазами, в которых застыл ужас. – Что боярыня?

– Умерла боярыня, – ответила Анна таким голосом, словно говорила о том, какие припасы надобно еще сделать на зиму.

– Ах, батюшки! Да как же это? – всплеснула руками Степанида и завыла в голос. Потом взглянула на безучастное лицо Анны и мгновенно замолкла. Хитрая девка смекнула, что перед нею новая госпожа, хоть с боярином и не венчанная, но оттого не менее властная. А кто ее знает, может она законную-то покойную супругу ненавидит лютой ненавистью и вытье Степанидино ее только еще более разъярит.

– Ну? Что стоишь? – ровным голосом спросила Анна. – Иди за людьми, пусть соберут боярыню в последний путь.

– Хозяину бы сказать должно, – осторожно сказала Степанида.

– Василию я сама скажу, – сказала Анна, словно отрезала, и пошла с высоко поднятой головой, расправив плечи, словно на казнь.

Вскоре весь терем уже знал, что нет больше боярыни Марфы, а появилась госпожа Анна. О переменах, в тереме происходящих, судачили все, начиная от последней посудомойки на кухне и кончая старым конюшим Тимофеем.

Анна же направилась к хозяйской опочивальне, куда Василий обычно приходил под вечер, чтобы дождаться темноты и того момента, когда можно будет идти к Анне. Женщина робко постучала в дверь.

– Кто там? – откликнулся Василий.

– Это я, Анна… ключница…

– Входи, чего стучишь?

Василий сидел за столом, читал Псалтырь.

– Что-то ты бледна сегодня, Анна, – настороженно произнес Василий, отрываясь от бумаг. – Может, прихворнула?

– Не больна я, Василий. Несчастье случилось, вот и бледна…

– О чем ты говоришь, Анна? Какая беда еще нагрянула? – вставая со стула, осведомился Василий и в голосе его слышался неподдельный испуг.

– Марфа померла, – ответила Анна. – Только что Богу душу отдала.

Василий не изменился в лице, не промелькнуло у него в глазах ни тени печали. Будто бы и не жена его, с которой прожил столько лет, умерла только что, а чужая, едва знакомая женщина.