Книга Удар судьбы - Андрей Посняков

Со всех сторон гремели цепи — невольников снова разбивали в пары, навешивая на каждого вырубленное в лесной стороне бревно. А вокруг расстилалась голубая от трав степь, без конца и без края. Такое же безбрежное блекло-синее небо нависало над степью исполинским сверкающим на ярком солнце блюдом. В караване Хаимчи-бея кроме рабов были еще и верблюды, и запряженные волами повозки с товарами, видать, купец неплохо прибарахлился, скупая награбленное у воинов Улуг-Мухаммеда.

И снова путь, и обжигающие плети надсмотрщиков, и зной, и потрескавшиеся от жажды губы. Идти стало труднее — жарко, и многие пленники просто падали в обморок. Таких поднимали плетьми, а если не помогало — безжалостно рубили саблями. Как пояснил еще утром Ондрейка — работорговец получит хорошую прибыль, даже если дойдет всего одна десятая часть. Дерево — те бревна, что несли невольники — пожалуй, ценилось куда дороже жизни рабов.

Да уж, вот тебе и сон… Обходя зарубленного подростка, Лишка почувствовал, что его сейчас вырвет. И вырвало бы, если б было чем. Та черствая лепешка, что досталась рабам вчера, похоже, переварилась в животе без остатка.

— Вперед! Вперед, подлые собаки! — визгливо подгонял главный надсмотрщик — высоченный верзила в белом бурнусе. — И не вздумайте останавливаться, гнусные сыны Иблиса! Ибо тогда точно попадете в ад! Ха-ха-ха!

Надсмотрщик весело засмеялся над собственной шуткой. Лешка почувствовал вдруг, как бревно чуть вильнуло… а вот уже — и не чуть. Бредущего впереди Ондрейку явно шатало!

— Эй, эй, парень! — улучив момент, произнес Лешка. — Ты что? Плохо тебе? Шатает?

Отрок ничего не отвечал, но и так было видно: плохо. Да-а. Вот тебе и Кафа, вот тебе и сапожная мастерская, предприниматель чертов. Вот упадешь, живо вспорют саблей живот — да бросят умирать в жутких мучениях, истекая кровью. Как ту девчонку, как того старика, как… Нет уж, друг, держись!

— Слышь, Дюшка! — Лешка дождался, когда надсмотрщик отъедет вперед. — Ты обопрись на бревно… Ну вот, так, словно об стену… Как будет шатать — так и делай.

Невелика, конечно, помощь, но хоть что-то, другой нет. Иногда и не такой мизер спасает жизни.

Лешка почувствовал, что идти стало куда как трудней, еще бы! Он сейчас тащил груз как бы за двоих — за себя и за отрока, хорошо хоть тот весил не много. И все же было тяжело. И горячий пот затекал в глаза, и болели мускулы, а в горле давно уже пересохло, и каждый шаг давался с неимоверным трудом.

Мы верим, что есть свобода, —

тихо пел Лешка.

Пока жива мечта…

Песни «Арии», по сути, спасали сейчас ему жизнь. И не только ему.

Древние рощи полны голосов,

Шепота трав и камней…

А солнце жарило, палило, слепило, и сгоревшая на спине кожа отваливалась клочьями, а в голове шумело, как после хорошей выпивки.

К северу тянется дым от костров,

Враг рыщет в той стороне…

Казалось, прошло уже несколько суток, да что там суток — недель, а они все шли и шли. Без остановок, без воды и пищи, без отдыха. А позади, над растерзанными трупами несчастных пленников кружили стервятники черными тучами смерти.

Вот бревно снова дернулось. Качнулось… Идущий впереди отрок упал.

— Дюшка-а!!!

— Привал! — где-то в стороне послышался рыкающий бас надсмотрщика. — Привал, гнусные ублюдки!

Солнце садилось за горизонт кровавым шаром. Горечь полынно смешивалась с каким-то сладковатым запахом. Что так пахнет — клевер? Или — гниющие трупы?

Ондрейка вырубился сразу, как только улегся в траву. Провалился в тяжелый сон. Дойдет ли он? И вообще, многие ли дойдут? А если дойдут, то не позавидуют ли участи недошедших?

Бежать! Бежать, как только подвернется удобный случай. Бежать, куда угодно, одному или с кем-нибудь. Только не с Дюшкой, тот, кажется, вообще не намерен никуда бежать, уж больно сильно его привлекает Кафа. А дойдет ли?

Утром заметно посвежело, подул ветер, понес по небу узкие белесые облака. Многие невольники повеселели, да и Ондрейка чувствовал себя куда лучше, нежели вчера.

— Солнцем голову напекло, — признался он и тут же поблагодарил: — Спаси тя Бог, Алексий. Должник я теперь твой по гроб жизни. Не ты бы — сгинул.

— Да ладно, — отмахнулся Лешка. — Смотри, ловлю на слове — раскрутишься в своей Кафе, приду башмаки заказывать!

— Будешь желанным гостем, — пообещал отрок с такой важностью, словно в Кафе у него уже была собственная мастерская.

— Будет! — в ответ на Лешкин смешок убежденно отозвался Ондрейка. — Обязательно будет. Я хороший сапожник, хоть и считался учеником. Дядька Микола секретов от меня не таил, такие сапоги могу стачать — загляденье. Легкие, удобные, красивые!

— А некрасивых, значит, не делаешь? — уже на ходу поддел Лешка.

— Как можно? — искренне удивился отрок. — В первую голову мне самому вещь должна быть приятной — на то я и мастер.

Мастер он… Юноша усмехнулся. Ну и парень, ну артист — это ж надо, вот так выпендриваться, едва не погибнув! Впрочем, может, именно так и надо.

Следующий день и последующий оказались еще более легкими. Уже мало кто падал — все слабые остались там, в знойной степи, а вот здесь… здесь уже пахло морем! Все чаще попадались постоялые дворы, чайханы, встречные и попутные караваны. Вообще, местность казалась людной — казалось, вот как раз здесь-то и можно было б рвануть, затеряться. Выбрать удобную ночку… Вот только как быть с цепями? Гремят ведь, сволочи, как колонки на дискотеке, да и неудобно с этакими веригами бегать. Однако же что-то придумать надо. Неужто эти цепи настолько прочны? Ведь их, наверное, давно и постоянно используют…

Целый день, во время очередного перехода, Лешка тщательно осматривал цепи. Все примечал — вот здесь ржавина, вот здесь звено истончилось, а там, похоже, вообще разогнуть — раз плюнуть. Наверное, и оковы других невольников вряд ли были прочнее, а только их никто не рвал, то ли смельчаков не находилось, то ли некуда было бежать. Скорее, последнее.

Некуда… Ну, кому некуда, а вот ему, Лешке, Алексею Сергеевичу Смирнову, есть куда! Вернее — все равно, куда. Вот еще, не хватало — провести свои лучшие годы в рабстве у черт знает кого!

Наконец Лешка улучил-таки подходящий момент! Как раз, когда ночевали на обширном постоялом дворе — караван-сарае. Дождался, когда все уснут, бесшумно освободил руки от заранее разломанных цепей. Опа!

И осторожно пробравшись меж спящими, перемахнул через ограду, очутившись в непроглядной черноте южной ночи. Дул теплый ветер, в черном небе висели желтые звезды. Душа пела:

Я свободен, словно птица в вышине!

Лешка растер затекшие запястья.

Ну, вот она, свобода! Всего-то и дел. Выбрался!