Книга Сердце для стража - Артем Каменистый

— Забирайтесь наверх, разговор, похоже, и правда предстоит долгий.

Ну кто бы мог подумать: ржавый китайский танк, неспособный сдвинуться с места, без пулеметов и с пушкой, в стволе которой пауки гнезда устраивают уже не один десяток лет. И при всем этом он меня уже второй раз выручает.

Облик у моего коллеги был безобиднее не придумаешь, но я его опасался настолько, что отказался от предложенной помощи в виде протянутой руки.

Да что там опасался — откровенно побаивался. Если он не врет и действительно из Америки пожаловал, так почему бы ему не оказаться тем самым психопатом, который иногда мне снится в самых лютых кошмарах? Фамилия, кстати, у него подходящая: Крюгер. Такая же была у маньяка-детоубийцы из фильмов ужасов моего детства. Имя, правда, не совпадает, но это еще не повод для радости.

Хотя того гада забросили сюда раньше, чем меня, а этот говорит, что всего лишь месяц здесь провел. Врет? Судя по загару, можно сказать, что он здесь далеко не первый день, но вот насколько далеко — неизвестно. К тому же никто толком не понимает всех нюансов переноса сознания. А ну как наши матрицы кочуют не только в пространстве, но и во времени? Почему бы тому, кого запустили раньше, не оказаться здесь позже новичка? Никаких теоретических запретов подобных ситуаций я не припомню.

Но даже если передо мной в прежней жизни законопослушный семьянин — это еще ничего не значит. Он может убить меня из опасений, что я хочу убить его. Или попросту устранит как конкурента из параллельного проекта другой державы, плевать что союзной. А может, на самом деле он никакой не военный моряк Джон Крюгер, а, допустим, майор Сяо из НОАК,[2]отставший от своего ржавого танка. А у Китая единственный преданный союзник — сам Китай. Все остальные или противники, или временные интересы.

И я как раз тот самый «временный интерес»: выболтаю все, что за год разузнал, и стану ненужной вещью, подлежащей кровавой утилизации.

К тому же даже у нормального человека (каким некогда был я) перенос сознания может вызывать непредвиденные психические последствия. А если такой перенос отягощен сменой пола, то последствий должно оказаться куда больше.

В общем, наверх я вскарабкался самостоятельно.

Джон, отойдя на шаг, с грациозностью отнюдь не мужской присел, протянул мне ворох одежды, насмешливо произнес:

— Это, похоже, твое.

— Ты у всех гостей одежду воруешь?

— Ты пока что первый.

Начав одеваться, спросил:

— А как ты вообще меня заметил?

— Шторм недавно был. Хожу теперь по берегу, смотрю, не вынесло ли чего полезного. Заглянул к источнику, он на том берегу один, и увидел надпись. Выследить тебя проблемой не было — проблема была понять, кто ты такой. Часть надписи ведь на русском.

— Да ты полиглот, — ответил я на это, уводя разговор в сторону для выигрыша времени.

Надо ведь придумать правдоподобное объяснение, почему Брюс Макклауд из Глазго пачкает скалы другого мира надписями на русском языке. К тому же вот прокол: если Джон все понял, то задается сейчас вопросом, почему я нацарапал Дан, а не свое имя.

— Не такой уж полиглот, но в академии русский преподавали. Не скажу, что знаю его прекрасно, но понять надпись нетрудно.

— Один из моих предков, тоже Брюс, служил у русского царя в высоком чине. Многие шотландцы служили в России. Вот я и решил однажды глянуть, каково там. Пройтись по местам семейных преданий.

— Ну и как там?

— Да так себе. Русские любят в красивых местах такие надписи оставлять. Вот почему-то вспомнилось. Кстати: можешь меня называть Дан, как на той скале написано.

— Второе имя?

— Нет. Что-то вроде семейного прозвища. Здесь я так представляюсь. Брюс слишком режет слух аборигенам.

— Значит, Дан… Тогда, в свою очередь, попрошу тебя не обращаться ко мне в мужском роде. На невысказанный вопрос отвечу: я вовсе не восторге от этой перемены, но мне, возможно, до самой смерти придется жить с таким телом и не хотелось бы вызывать недоумение окружающих неженским обращением. Это может вызвать проблемы.

— Еще какие. Толерантность и общечеловеческие ценности остались на Земле. Здесь гомосексуалистов и лесбиянок причисляют к лицам, одержимым демонами, а с такими принято поступать нехорошо. Стандартная участь: рубят на куски, после чего каждый кусок тщательно обжигают на огне. Это если не попадешь к церковникам. Те перед этим заставят долго страдать, работа у них такая.

— Инквизиция?

— Я их тоже называю так, хотя у аборигенов другой термин. Но сути это не меняет. Джон, как к тебе обращаться тогда? Имя ведь не женское.

— Ну… Джоана можно.

— У аборигенов таких имен не припомню.

— Ну так выбери из местного.

— Нью сойдет? Ты ведь, можно сказать, новый.[3]Новая…

— Не думал, что придется выбирать себя имя… Пусть будет Нью.

— С крещением вас, коллега.

— Спасибо. Жарковато становится на открытом месте, предлагаю перебраться в более подходящее. Там и поговорим.

— Если поблизости есть ресторанчик, то я «за». Кухня не имеет значения, готов съесть что угодно.

— Ресторан не обещаю. Но местечко, где можно перекусить в приятной обстановке, имеется. Иди за мной, только осторожно: ты босиком, а здесь хватает колючек.

Глава 6

ИНФОРМАЦИЯ

Колючек на плато, занимавшем центральную часть острова, не просто хватало: местами ступить было невозможно, чтобы не напороться. Так что по пути я в основном смотрел под ноги, лишь изредка бросая взгляды по сторонам.

Бросать, если честно, было не на что. Тощие кусты, отдельные рощицы таких же тощих деревьев, высокие стебли какой-то ломкой травы, нагромождения камней и невысокие скалы. Пейзаж по-своему красивый, но однообразный. Достаточно на него один раз взглянуть, чтобы получить полное впечатление, — и желания повторять не возникнет.

Если бы меня попросили охарактеризовать облик острова одним словом, я бы сказал: «Желтый». Желтая корка высохшей глины, скрюченные пальцы невысоких скал, покрытые желтоватым лишайником, пучки желтушной травы, листва на кустах и деревьях желто-зеленая, и трудно сказать, какой оттенок в ней преобладает. Даже бабочки, которые порхают в стороне, как правило, лимонно-желтые.

Волосы Джона, или, раз он так вжился в роль, то пусть будет Нью, светло-золотистые, что тоже можно отнести к желтому. Зато одежда коллеги ярким пятном выделялась в общей гамме. Короткое платье из тонкой синей ткани. Той светлой синевы, что можно наблюдать на подсвеченных полуденным солнцем чистых песчаных отмелях. Я знал, что эта краска стоит здесь недешево. Добывают ее из какого-то редкого растительного сырья, произрастающего только на южном берегу внутреннего моря. Учитывая, что почти весь он находился под контролем демов, о серьезных поставках не могло быть и речи, а дефицит всегда в цене.