Книга Ураган мысли - Вадим Проскурин

Я влюбился в Маринку, это уже совершенно очевидно. Глупо любить проститутку, во всех книгах черным по белому написано, что проституция оставляет глубокие следы в психике человека: депрессии, алкоголизм, наркомания, нимфомания, другие сексуальные отклонения, венерические болезни, замечательный букет, не правда ли? Но мне на это наплевать. Думаю, вылечить сифилис для меня не намного труднее, чем снять похмелье, но, даже если это не так, я все равно хочу быть с Маринкой. Именно быть с ней, а не просто трахать ее.

Впрочем, если я действительно вылечил ее маму, ближайшую пару недель ей будет не до меня. Я попытался представить себе, что сейчас делает Маринка, и что сейчас делает ее мама, и, чем больше я думал, тем больше мне становилось не по себе. Похоже, я заварил кашу покруче, чем в «Санта-Барбаре».

Когда я ехал домой, Маринка мне позвонила. Мне уже надоело каждый раз говорить, что все звонки в нашем мире делаются через телепатический интерфейс встроенного в мозг компьютера. Считайте, что это - последнее упоминание.

Телепатическая связь - очень странная штука, привычная, но, если вдуматься, странная. Если общаются практически незнакомые люди, телепатический разговор мало чем отличается от голосового. Но чем ближе собеседники друг к другу, не географически, а эмоционально, тем больше оттенков мыслей и чувств передается от мозга к мозгу напрямую, минуя речевой центр. Наш разговор трудно передать одними словами, но я все-таки попробую.

- Привет, Маринка! На пары решила забить? Контрольной по матану не боишься?

- Игорь, привет! Какие, к черту, пары! Тут такое творится! Игорь, ты не обидишься, если я еще раз использую тебя как энергетическую помойку?

- Нет, конечно. Рассказывай.

- Помнишь, что я вчера говорила про маму?

- Конечно.

- Так вот, она жива и здорова. Она абсолютно выздоровела. Вчера, когда мы сидели в беседке, она мне позвонила. Обычно психбольным блокируют мобильную связь, чтобы они не доставали знакомых, не вызывали в психушку пожарных и милицию, и все такое прочее. А ей забыли это сделать, и за три года никто этого так и не заметил, у нее мозг совсем не работал, она не то, что позвонить, она даже говорить не могла. И вот вчера она мне позвонила. Я вначале подумала, что это чья-то шутка, я взбесилась, думаю, сейчас выскажу все, что думаю о таких уродах, а потом я поняла, что это на самом деле мама, и просто обалдела. Я сидела и плакала, внутри, ну ты знаешь, как это бывает, когда говоришь по телесвязи.

Естественно, я это знаю. Когда телепатический интерфейс активизирован, он берет на себя большинство проявлений эмоций, а снаружи человек совершенно спокоен, лицо застывшее, мимики нет, сразу видно, что он говорит по телесвязи. Внутри он может хохотать, как сумасшедший, или биться в истерике, но, что бы он ни чувствовал внутри, снаружи этого не видно. Такая вот странная особенность. Тем временем Маринка продолжала:

- Не знаю, от чего я плакала, от радости или от ужаса. Скорее от радости, однозначно от радости, но все равно… знаешь, это как будто покойник воскрес… Она ничего не помнит, совсем ничего. Она спросила меня, нашла ли я, что поесть, а я спросила «когда?». А она спросила, сколько времени она провела без сознания, а я ответила, что три года. Потом она долго молчала, а потом спросила, что с папой. Я сказала, что он умер, она спросила, отчего, а я сказала, что от коровьего бешенства. Мама опять надолго замолчала, я думала, что она заплачет, но она не заплакала. Лучше бы она заплакала.

Потом мы говорили с ней целый час. Я рассказывала, как прожила эти годы, а она молчала почти все время и я чувствовала - так молчат, когда готовы выхватить нож и кого-нибудь убить. Оказывается, Борман кинул меня с квартирой - папа купил ее на собственные деньги и вообще, мама сказала, что семья помогает только тогда, когда семье от помощи получается выгода. Я спросила, в чем выгода для семьи от того, что они меня бесплатно кормили и всячески обо мне заботились, а она сказала, что, если бы обо мне не заботились, быки стали бы думать, что, если они умрут, с их детьми будет то же самое, а для семьи нехорошо, когда быки так думают. Потом мама спросила, не пытались ли меня посадить на иглу, а я сказала, что нет, только один раз одна девочка предложила мне уколоться, и я укололась, и мне стало нехорошо, и Карабас-Барабас эту девчонку потом побил. Мама сказала «ну-ну» и мне стало страшно. Я поняла, что это вполне в стиле Бормана - вначале всячески помогать, а потом представить дело так, будто он помогал и заботился, а бедная девочка совсем ополоумела от горя, начала колоться, вы же понимаете, такое горе, извините, братья, не уследил. И все довольны, авторитет крестного отца на недосягаемой высоте, а меня сдают в бордель - ну вы же понимаете, братья, она же теперь конченый человек, пусть хотя бы пользу приносит. Через пару лет я умираю, а еще через год обо мне все забывают. И все довольны. У семьи появилась на халяву новая квартира, Борман всем показал, какой он добрый и человечный, братья гордятся тем, что в нашей семье детей не бросают в беде, все замечательно. Вот только я на иглу не села. Чисто случайно, из-за нелепой случайности, которую нельзя было предусмотреть. Тогда Борман поселил меня в борделе, да, конечно, мне выделили особую комнату, но не нужно быть гением, чтобы понять, что случится в этом случае с одинокой сопливой девчонкой. А моих подруг наверняка проинструктировали, чтобы обращались со мной хорошо и не обижали. Вот так - и волки сыты, и овцы целы. И общечеловеческие ценности соблюдены, и семья получила в доход еще одну квартиру и еще одну проститутку. Хороший аналитик извлекает пользу из самых неудачных обстоятельств, а Борман - очень хороший аналитик.

Мама очень печальна, зла и испугана. Она не может поверить, что умер папа, она его очень любила, она еще не до конца это поняла, а когда поймет, ей будет очень тяжело. Но пока мы говорили, она почти не думала о папе, она думала обо мне. Ее так сильно потрясло, чем я теперь занимаюсь… Оказывается, она тоже была проституткой, с моим папой они познакомились в постели, у них был субботник, а папа тогда работал в террор-группе, это потом, когда я уже родилась, он ушел в охрану, он тогда немного поссорился с Борманом, папа сказал, что он не будет заниматься убийствами, потому что это отвратительно, а Борман сказал «раньше тебе это не было отвратительно», а папа сказал «раньше у меня не было жены и дочери», а Борман сказал «зря я отдал тебе эту *****», а папа сказал «не смей называть мою жену ******», и Борман извинился, но чуть-чуть обиделся. Он несильно обиделся, если бы Борман обиделся сильно, папу бы убили менты, а потом к нам пришел бы начальник ментовки, извинился и принес бы штраф за папу. А так папа стал работать рядовым охранником, и денег он приносил теперь в три раза меньше, а в остальном все было нормально.

Я спросила маму, не думает ли она, что это Борман отравил прионом их с папой, а мама сказала, чтобы я не порола чушь, что, если бы Борман хотел их убить, он бы сделал это гораздо проще. И вообще, Борману незачем было их убивать, а просто так, без нужды, он никого не убивает.

Я спросила маму, как мы теперь будем жить, а она сказала, что пока не знает, что ей надо думать. И еще она сказала, чтобы я никому не говорила, что она выздоровела.