Книга Дочь итальянца - Амелия Тоуни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я… я только хотела оставить браслет и неожиданно увидела мою фотографию. Ты хранил ее все эти годы, — с трепетом в голосе произнесла Арабелла.
— Что? Я не понимаю, о чем ты.
Но ей так не хотелось расставаться с надеждой!
— Ты не мог взять ее с собой просто так.
— В моих ящиках всегда полно всяких бумаг, — бесстрастно ответил он.
— Маурицио, пожалуйста, забудь то, что случилось минуту назад. Мы были рассержены друг на друга и говорили не думая!
— Ты, возможно, — усмехнулся он. — А я всегда говорю то, что думаю. И я не сентиментален, как ты.
Арабелла растерянно посмотрела на фотографию.
— Так ты не хранил ее?
— О господи, нет!
— Прекрасно, тогда давай избавимся от нее! — И она порвала снимок. — А теперь я ухожу. До свидания!
Маурицио не двигался, пока она не вышла. Но как только дверь закрылась за ней, дрожащими руками стал собирать кусочки фотографии. Все пошло наперекосяк. Арабелла заметила выражение его лица, прежде чем ему удалось скрыть свои чувства. Чтобы она не поняла, что пробила его оборону, Маурицио инстинктивно стал защищаться. Отрицать то, что он все эти годы хранил ее фотографию, и то, что она значит для него. Ему казалось, что так будет лучше. И теперь было уже невозможно отказаться от своих слов.
Он полагал, что продумал каждую мелочь. Но ее неподдающееся объяснению очарование было сродни наваждению. И он стал делать один неверный шаг за другим. Упрямство Абби не входило в его планы. От отчаяния Маурицио готов был биться головой о стену.
Вечером того же дня Арабелла услышала, как что-то просунули под ее дверь, и увидела на полу конверт. Подняла его, и тут же в голове забилась мысль: «Уничтожь не читая. Если прочтешь, то твой привычный мир перевернется. Не рискуй». Но она вскрыла конверт.
Его почерк не изменился. Был все такой же крупный и уверенный.
Ты была права почти во всем. Почти. Если хочешь узнать, что это означает, я расскажу тебе и больше ничем не напомню о себе.
Маурицио.
Она села в кресло и задумалась, как поступить. А полчаса спустя уже стучала в дверь его номера.
Маурицио открыл сразу. Он был в белой рубашке, украшенной вышивкой, словно только что вернулся с приема. Черный смокинг лежал, небрежно брошенный на спинку кресла.
— Здравствуй, я рад, что ты пришла.
Но Арабелле было не до светских условностей. Она сразу перешла к делу:
— Я хочу услышать, что ты скажешь, Маурицио, и сразу уйти. Но предупреждаю: что бы ты ни сказал, это не будет иметь никакого значения. После всего, что произошло, я никогда не смогу простить тебя!
— После всего, что произошло… — повторил он. — А что, собственно, произошло?
— О, пожалуйста, не притворяйся, будто не знаешь! Мы говорили об этом в первый вечер. Ты взял деньги у моей матери.
— Естественно. Я имел на это право, — ответил Маурицио без тени смущения.
— Ну да, — презрительно бросила Арабелла. — Ты же потратил на меня несколько месяцев твоего драгоценного времени, а я даже не вознаградила тебя живым ребенком. Должна же была быть компенсация. Как думаешь, каково мне было слышать, как моя мать с восхищением говорит, что ты оправдал ее худшие ожидания?
— Что?! — Маурицио нахмурился. — Что Карлотта сказала тебе?
— Что ты взял деньги, чтобы навсегда исчезнуть из моей жизни. Фактически ты продал меня ей! А спустя пятнадцать лет я вновь привлекла твое внимание и ты решил снова заполучить меня… но теперь расплатившись со мной этим браслетом!
Маурицио в ответ не произнес ни слова. У Арабеллы возникло ощущение, что он вообще больше никогда не заговорит.
Но внезапно он в ярости ударил кулаком по ладони и воскликнул:
— И ты верила этому все это время?!
— А как я могла не верить? — растерянно возразила молодая женщина. — Мать показала мне обналиченный чек. Только не говори, что это мне приснилось.
— О да. Она заплатила мне, я не отрицаю, — понуро подтвердил Маурицио.
— Тогда о чем нам разговаривать? — Арабелла совсем уже ничего не понимала.
— Твоя мать солгала о причине, по которой я взял деньги. Мне пришлось уехать, потому что Карлотта не оставила мне выбора. Она заявила, что я виноват в смерти ребенка и в твоей депрессии, потому что не смог создать тебе достойных условий жизни. И что ты не желаешь меня больше видеть. Затем она увезла тебя в Англию, чтобы я не мог встретиться тебя. Я вернулся домой и увидел, что Карлотта сожгла его.
Арабелла уставилась на него, не веря своим ушам.
— Моя мать сожгла наш дом? — прошептала она.
Что-то промелькнуло в его взгляде.
— Да, наш дом. Я рад, что ты его помнишь. Так вот Карлотта сожгла его собственными руками. Этому нашлись свидетели, и у нее могли быть большие неприятности. К тому же она боялась, что, раз мне терять нечего, я стану добиваться справедливости и дело дойдет до журналистов. А скандал в прессе был ей не нужен. Но я отказался предъявлять обвинение. Тогда, чтобы чувствовать себе спокойнее, она через своих адвокатов предложила мне денег. Возможно, мне не следовало их брать, но, потеряв все, что мне было дорого, я не особенно задумывался об этичности своего поступка. А так мы общались на доступном ей языке. Могу лишь сказать в свое оправдание, что при первой же возможности я перечислил эту сумму в Фонд помощи детям-сиротам.
— Я не верю тебе, — прошептала Арабелла.
— Карлотта оказалась не очень умелым поджигателем и сама пострадала на пожаре, — сказал Маурицио.
Внезапно молодая женщина вспомнила, что однажды видела на плече матери след от ожога. Она спросила, откуда он, но Карлотта ушла от ответа.
— Все эти годы, — пробормотала она, — мать говорила мне, что ты…
— Абби, ты же помнишь, как Карлотта при тебе предложила мне денег! — воскликнул Маурицио. — И помнишь мою реакцию!
— Да…
— Я никогда бы не бросил тебя, — уже тише продолжил он. — Никогда.
Абби кивнула.
— Ты должна была больше верить в меня, — с грустью, но без упрека сказал Маурицио. Он никогда не обвинял ее ни в чем.
— О боже, — прошептала она. — О боже, о боже…
Арабелла считала, что то, что случилось с ней, было ужасно. Однако правда оказалась во сто крат страшнее. Она подошла к окну и уставилась в темноту. Мысли путались, мешая мыслить здраво.
— Я должна была сама все выяснить, — наконец сказала Арабелла. — Но мне не хватило настойчивости… — Внезапно она повернулась к нему лицом и спросила в упор: — А почему ты ни разу не пришел ко мне в больницу?