Книга Иван Грозный и воцарение Романовых - Вольдемар Балязин

Москва тоже имела опричные территории. Это были Арбат, Знаменка, Воздвиженка, Пречистенка. На этих улицах и жили опричники, которых сначала было тысяча человек, но с годами их число выросло до 5-6 тысяч.

Иван обложил «земщину» – всю остальную территорию Руси – налогом в 100 тысяч рублей и на эти деньги содержал опричное войско. 100 тысяч в XVI веке было невиданно огромной суммой – большое село стоило сто – двести рублей. Опричники приносили царю присягу на верность и обязались знаться только с опричниками, не водя дружбы даже со своими кровными родственниками.

Опричники жили в Александровской слободе, совершая общие богослужения и трапезы. Между церковной службой и обильной трапезой царь наведывался в застенок, и, как писал опричник – ливонец Элерт Крузе, «никогда не выглядит он более веселым и не беседует более весело, чем тогда, когда он присутствует при мучениях и пытках».

В 1566 году Иван поставил на митрополию боярина Филиппа Колычева, взяв с него обязательство «не вступаться в опричнину». Колычев два года терпел бесчинства опричников, но слово свое держал и против опричнины не выступал. Однако весной 1568 года терпение Колычева лопнуло, и он во время службы в Успенском соборе Кремля обличил Ивана и осудил опричнину.

Тогда в Соловецкий монастырь, где Колычев долгие годы был игуменом, отправлена была комиссия для того, чтобы собрать доказательства преступной деятельности митрополита. В ноябре церковный собор низложил Филиппа, и опричники, сорвав с него облачение, отвезли непослушного иерарха в Отроч монастырь под Тверью.

Осенью 1569 года Иван получил донос от новгородского помещика Петра Волынского, что новгородцы хотят царя Ивана извести, а на трон посадить его двоюродного брата, Владимира Андреевича Старицкого.

Владимира Андреевича вызвали в Москву, и он приехал к брату с женой и младшей дочерью. Их всех отравили, а мать Владимира Андреевича – княгиню Ефросинью, жившую монахиней в Горицком монастыре под Вологдой, – утопили в реке Шексне с двенадцатью монахинями.

Однако это была лишь прелюдия: в начале декабря опричное войско выступило в поход на Новгород.

Новгородский погром

Иван решил подойти к Новгороду неожиданно и потому повелел на пути к нему убивать всех подряд, чтобы ни один человек не смог известить новгородцев о приближении опричного войска.

Первыми жертвами похода на Новгород стали Клин, Вышний Волочек и Торжок. Опричники истребили там всех горожан – не только мужчин, но и женщин, и детей. Точное число их неизвестно, но счет шел на многие тысячи.

Иван решил добиться от бывшего митрополита Филиппа Колычева, сидевшего под Тверью в Отроче монастыре, благословения похода против Новгорода и послал к нему Малюту Скуратова-Вельского – первого палача и садиста. Филипп отказался благословить поход, и Малюта задушил его. Это произо-шло 23 декабря 1569 года.

А 2 января 1570 года передовой опричный полк подошел к Новгороду. Основные силы были еще в пути, когда опричники опечатали казну в монастырях, церквях и богатых домах. Через четыре дня к городу подошел и сам царь, решивший в воскресенье 8 января торжественно вступить в город.

В назначенный час архиепископ Пимен, главный враг Филиппа Колычева, встретил царя на мосту через Волхов. Он шел во главе группы священников, держа в руке «животворящий крест Господень».

Царь должен был поцеловать крест, но он к кресту не подошел, а вместо этого закричал: «Ты не пастырь, а волк и хищник, и губитель, и в руках у тебя не крест, а оружие, и ты, злочестивый, хочешь вместе со своими единомышленниками передать Великий Новгород польскому королю».

«Таковая яростная словеса изглаголав», писал летописец, царь Иван все же пошел вместе с архиепископом и опричниками в собор Святой Софии на богослужение, а потом в трапезную палату архиепископского дворца.

Там царь и опричники наелись и напились, после этого Иван крикнул: «Гойда!» – и по этому сигналу его приспешники кинулись на беззащитных, безоружных новгородцев, тут же перенеся погром на улицы города. Людей обливали горючей смесью, кидали под лед, разрывали на части лошадьми, сажали на кол и рубили руки, ноги и головы.

Погром продолжался с 8 января по 13 февраля с утра до ночи, и убито было около 15 тысяч человек. Архиепископа Пимена Иван оставил в живых, но сорвал с него облачение, переодел в скоморошью одежду и велел влезть на лошадь с гуслями в руках.

Пимена увезли в Москву, а оттуда отправили в Веневский монастырь, где он через год и умер.

Кроме того что город был залит кровью, он был и начисто разграблен. Опричник Генрих Штеден писал, что, когда он входил в Новгород, у него был всего лишь один конь, а из похода он вернулся с сорока девятью лошадьми, из них двадцать две были запряжены в сани, полные всякого добра.

Из Новгорода опричное войско пошло на Псков, но там Иван ограничился казнями нескольких десятков человек и, ограбив монастыри и многих горожан, вернулся в Александровскую слободу.

Что же изменило нрав убийцы? Почему кровожадное чудовище ушло из Пскова, не растерзав его жителей?

Секрет оказался простым: царь испугался Божьей кары, которую пообещал ему местный юродивый.

Псковский юродивый Николка-Христа ради

Иван Васильевич был суеверным трусом, боявшимся смерти от ножа или яда, наговора или колдовства.

В центре Пскова, на площади местного кремля, который в Пскове назывался Кромой, навстречу царю вышел знаменитый на весь город юродивый Николка-Христа-ради, известный своим бесстрашием и прозорливостью. Горожане считали его не просто божьим человеком, но провидцем и предрекателем.

Остановившись против царя, Николка крикнул:

– Ежели не оставишь Псков в покое – ждут тебя великие несчастья!

Царь испугался и, не говоря ни слова, отъехал от юродивого. И вдруг пал под ним конь, жеребец дивной красоты и прекрасных статей.

Этого для Ивана было довольно: он бежал из Пскова, не решившись испытывать судьбу дальше.

Царская невеста

Следующие месяцы прошли в беспрерывных набегах опричников на города и села, усадьбы и деревни земщины. Грабежи, убийства, насилие и пожары повсюду сопровождали царя и присных его на их страшном пути.

К этому времени Иван стал уже полусумасшедшим. Он приходил в необузданную ярость по малейшему поводу, а то и без всякой причины. Он бился в падучей, на губах у него выступала пена, глаза закатывались. Он хрипел, потом загнанно дышал и в конце концов затихал, впадая в тяжелый сон.

Намеренно не женясь, Иван проводил дни и ночи среди сонма наложниц, которые носили его от стола в баню, а из бани в опочивальню.

Иван обрюзг, лицо его пожелтело, и это случилось с ним, когда было ему всего сорок лет.

Наконец в голову Ивана, неизвестно почему, пришла мысль сыграть еще одну свадьбу.

И снова были смотрины. Согбенный, облысевший, опирающийся на посох, Иван обходил ряды невест – молодых, ядреных, крепкотелых, пышущих здоровьем – и, точно коршун, выискивал себе добычу.