Книга Фея из провинции - Нина Харрингтон

— Так вы говорите, они все здесь, миссис Мартинез? — послышался рядом мужской голос. Она чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Себ заметил, как Элла сунула в карман письмо. Заметил, что она чем-то расстроена.

— Извините, что испугал вас, — добавил он, обводя взглядом захламленный чердак и несколько раз моргнув, чтобы глаза привыкли к тусклому освещению. — Удивляюсь, как вы вообще что-то тут увидели.

Он споткнулся о ящик с инструментами, пытаясь добраться до выключателя, но Элла оказалась проворнее, и когда их руки соприкоснулись, в сознании Себа вспыхнул образ танцующей девушки с распущенными волосами. Девушки, чье прикосновение заставило его тело напрячься.

Над их головами, затрещав, вспыхнули люминесцентные лампы, создавая резкие тени и острые углы. Элла отдернула руку, словно ее ужалили, продолжая смотреть на него прозрачными голубыми глазами.

Себастьян первым отвел взгляд, оглядывая длинное узкое пространство, где в детстве провел столько счастливых часов.

— Да-а, — протянул он. — Похоже, здесь немало изменений. Не помню, чтобы на чердаке было столько всего навалено.

Элла откашлялась:

— Крышу ремонтировали только прошлой осенью. А потом дизайнеру понадобилось место, куда можно поставить все то, что ему не понадобилось. А в сарае живут мыши, ну и…

— Значит, вместо сарая старая мебель окончит свои дни здесь, — заключил Себ.

Элла кивнула на большой деревянный ящик, на котором красовалось название известного завода шампанских вин:

— Вот в этом ящике я и нашла фотографии. Но он слишком тяжелый, и его не стащить по чердачной лестнице. Здесь есть еще ящики, но они задвинуты мебелью.

— Ну, я их сейчас выдвину.

Элла закашлялась, пытаясь разогнать поднявшуюся пыль:

— Подумайте, что станет с вашей одеждой.

Себ опустил глаза и нахмурился. Дизайнерские брюки и дорогая обувь — не лучший костюм для работы на чердаке. Но у него была цель. Испорченная одежда — малая цена за то, чтобы найти ключ к прошлому.

— Ничего, переживу, — сказал он, пытаясь пролезть между завалами старых стульев и книжных полок, чтобы добраться до ящиков, задвинутых в самый дальний угол.

— О… нет, — пробормотала Элла, заглянув в первый ящик. — Какая жалость! Рама треснула… Но почему вы не взяли с собой фотографии? Даже если они были вам не нужны, отдали бы их родственникам, вместо того чтобы оставить чужим людям.

Себ взял у нее фотографию.

— Когда мы уезжали в Австралию, — тихо произнес он, — мне разрешили взять только чемодан и рюкзак. Вот так… — Он старался не говорить с осуждением, но ему не удалось. — Мне было двенадцать, и я навсегда покидал родной дом. — Мужчина сделал движение плечами, столь характерное для любого француза, каковым он был и навсегда останется в сердце. — Тогда меня больше волновало, что мне придется расстаться с друзьями и собаками. Я не думал о каких-то вещах… Но это было давно. — Он аккуратно положил фотографию на стопку старых открыток и бог знает чего еще. — Удивительно, что почти все уцелело после множества жильцов. Они, наверное, были не очень любопытны. Или же, на их взгляд, здесь не было ничего стоящего.

Элла недоуменно взглянула на него:

— Здесь вообще-то были только одни жильцы. Супруги-пенсионеры из Марселя, которые приезжали только в августе. После них дом целый год простоял пустой, а потом сюда переехала Николь. Вы разве этого не знали?

Ее слова заставили Себастьяна вспыхнуть от обиды и боли.

— Это ложь! До самого последнего дня, пока не были подписаны бумаги о разводе, здесь жила другая семья. — Его тон сразу понизил температуру на чердаке на несколько градусов.

Сжав губы, Элла обхватила себя руками.

— Мистер Кастеллано, — медленно начала молодая женщина, слегка приподняв подбородок. — Я простая экономка, но я не заслужила, чтобы меня называли лгуньей. — Она сделала паузу, вздохнула. Потом заговорила снова: — Вы хотите, чтобы я вам помогла? Или нет? Если да, то вам придется изменить свой тон. Я достаточно ясно выразилась?

Сжав губы, Элла стояла среди запыленных вещей, ожидая ответа.

Себ со вздохом опустился на какой-то полуразвалившийся ящик, не заботясь о своих брюках. Давно уже никто не осмеливался делать ему замечания и просить — нет, требовать, — чтобы он изменил свой тон.

Его тон?! Да он говорил совершенно нормально, просто не сдержал раздражение.

Она не знает, через что ему пришлось пройти. Да и откуда ей знать?.. Единственным человеком, кто мог бы сказать ему правду, был отец. Задавать вопросы следовало бы Люку Кастеллано.

Что же касается Эллы Мартинез… Элла была просто великолепна.

Он недооценил ее. Она, несомненно, была чем-то расстроена, когда он поднялся наверх, поэтому, наверное, и отреагировала столь бурно. У безмятежной сирены, что пела сегодня утром, хватает собственных проблем, и он не имеет права наваливать на нее свои трудности.

Себ глубоко вздохнул, изобразив на лице что-то вроде улыбки:

— Вы правы. Я больше не буду использовать в разговоре с вами такой тон. Я — лужа грязи. Пожалуйста, примите мои извинения.

Ее губы дрогнули, и Себ понял, что она не даст ему так просто сорваться с крючка.

— А какой грязи?

— Зеленой.

— Хм. Ну ладно. — Элла облокотилась на спинку стула так, что их глаза оказались на одном уровне. — Но я приму ваше извинение только в том случае, если вы объясните, почему вам не верится, что этот дом некоторое время пустовал? Я это знаю точно, потому что тогда убиралась здесь.

Она явно говорила правду. А он оказался самым последним идиотом, поскольку верил отцу. Себ устал от всей этой лжи.

Элла заслуживает объяснения. Нет. Больше. Она заслуживает правды.

Вот уже много лет он не испытывал никакой потребности кому-то что-то объяснять. Возможно, дело в этом доме? Он все время бросал ему вызов.

У Себа было два варианта. Сесть в машину и уехать. Или остаться и просмотреть все, что здесь хранилось.

Именно это, вероятно, и заставило его сложить ладони, вытянуть руки и произнести:

— Я расскажу вам то, что знаю. Несколько лет назад я предложил своему отцу очень приличную сумму за этот дом, а ему в то время как раз были нужны деньги, чтобы заплатить за развод и за досрочный уход на пенсию. Тем не менее он отказался продать дом. Когда я спросил почему, он заявил, что там живут люди, которых он не может выбросить на улицу. — Горячая злость заставила его дыхание участиться. — Так что вы можете представить мое раздражение, когда буквально через несколько недель Николь получила «Мас Турнесол» в качестве компенсации за развод. Да, я был раздражен. — Его губы скривились. — Но это мои проблемы, я и должен с ними разбираться. А вы не должны. Поэтому еще раз примите мои извинения, миссис Мартинез.