Книга Человек в витрине - Хьелль Ола Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как вещи попадают к вам?
— Мы покупаем разрозненные товары оптом, участвуем в аукционах… ввозим из-за границы… довольно часто принимаем вещи на комиссию. Наш товар относится к высокодоходному сегменту рынка.
— То есть?
— Что? — не понял Есперсен.
— Что значит «высокодоходный сегмент рынка»?
— Да в сущности, так можно назвать что угодно, лишь бы вещь была в хорошем состоянии. У нас попадаются как предметы английской и немецкой работы, так и отечественные, из деревень… например, из долины Гудбрансдален.
— А на экспорт торгуете?
— Нет.
— Сколько лет было вашему отцу?
— Семьдесят девять. В марте исполнилось бы восемьдесят…
— Он жаловался на здоровье?
— Да нет, был как пятидесятилетний, работал каждый день.
— Крепыш.
Карстен Есперсен поджал тонкие губы:
— Да, можно и так сказать.
— Он не собирался уйти на покой?
— Нет.
Карстен ответил решительно и быстро. Пожалуй, даже слишком быстро. Гунарстранна и Фрёлик переглянулись.
— У вас семейное предприятие?
— Да, пожалуй.
— Смерть вашего отца повлияет на состояние дел?
— Конечно.
— Кто закупает товары для магазина? Вы? Ваш отец?
— Я.
— В одиночку?
Карстен Есперсен склонил голову и ответил:
— Само собой разумеется, отец тоже кое-что покупал, но всегда советовался со мной. Видите ли, я умею производить на клиентов хорошее впечатление. Мы, так сказать, разделяли обязанности.
— Что за человек был ваш отец?
Есперсен поднял голову и бросил на инспектора озадаченный взгляд.
Гунарстранна уточнил, активно помогая себе руками:
— Он был добрым? Строгим? Любителем наживать врагов?
— Конечно нет.
— Но враги у него были?
— Вот так сразу и не вспомнишь…
— Может быть, он с кем-то ссорился?
— Конечно, даже со мной он ссорился.
— Почему?
— Уж такой у него был характер… тяжелый. Он любил, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним.
— И в личной жизни тоже?
— И в личной жизни, и в делах.
— Что же будет дальше? Вы примете на себя бразды правления?
— Да, наверное… Магазин оформлен как общество с ограниченной ответственностью, поэтому документ о передаче имущества покойного не имеет такого уж большого значения. — Есперсен кашлянул. — Но по-настоящему вести здесь дела могу только я… Только я могу управлять, — пробормотал он, вскидывая голову и устремляя взгляд куда-то в пространство.
— Как вы относились к нежеланию отца уходить на покой?
— По-вашему, он мне не совсем доверял? — Карстен криво улыбнулся.
Гунарстранна не ответил.
— Скажем так, — продолжал Карстен. — Отчасти вы правы. Он не хотел уходить на пенсию и из-за меня тоже. Конечно, я люблю свою работу, но… у меня есть и другое занятие… — Он смущенно закашлялся. — Я, видите ли, пишу… сотрудничаю внештатно в разных местах… на что требуется время.
— Внештатно?
— Я пишу в разные издания. Статьи, обзоры… время от времени публикую рассказы. Творчество требует много времени и сил.
— Вы публикуетесь под своей фамилией?
— Да.
— Значит, крепкое здоровье отца и его нежелание уходить на покой вас должно было только радовать?
Есперсен вздохнул:
— Что я могу сказать? Конечно, отец много делал, но, наверное, ему следовало заняться чем-то другим… — Он замялся. — Людям в преклонном возрасте положено… отдыхать, всячески наслаждаться жизнью. Но он… был не такой. Наверное, он был счастлив, то есть… наслаждался своим, как вы выразились, крепким здоровьем.
Гунарстранна медленно кивнул.
— Никто и не думал намекать ему о пенсии, — продолжал Карстен Есперсен. — Отец не мыслил себя без работы!
— Можете назвать хоть одного человека, который ссорился с вашим отцом?
— Легче назвать тех, кто с ним не ссорился. Отец отличался твердым и… упрямым характером. — Есперсен обрадовался, что наконец подобрал нужное слово.
— Значит, с ним было трудно иметь дело? Его можно назвать вздорным человеком?
— Предпочитаю другие эпитеты: настойчивый, неуступчивый… Решительный… Простите, я еще не привык говорить о нем в прошедшем времени.
— Он жил в этой квартире с вашей матерью?
Есперсен кивнул и нахмурился от смущения:
— Ингрид мне не мать, она вторая жена отца.
— А ваша мать жива?
— Нет… — Видя, что полицейские молчат, он продолжил: — Моя мать умерла, когда я был маленький… Папа женился на Ингрид больше двадцати лет назад, а она, в сущности, всего на семь лет старше меня. Теперь вы понимаете, почему я так отреагировал, когда вы предположили, будто она — моя мать?
— У вас есть братья или сестры?
Есперсен покачал головой.
— Значит, вы — единственный наследник?
— Ингрид тоже наследница. Возможно, в завещании… если оно есть… указаны и другие.
— Но вам об этом ничего не известно?
— О чем?
— Составил ли ваш отец завещание.
— По-моему, нет. Во всяком случае, я о завещании ничего не слышал. Но я могу дать вам телефон его адвоката. Она наверняка в курсе.
— Ваш отец был богатым человеком?
— В каком смысле «богатым»?
— Было ли общеизвестно, что у него водятся деньги?
Лицо Есперсена дернулось.
— Нет, вряд ли. Отец получал пенсию; кроме того, он назначил себе совсем небольшой оклад. Прибыль он делил с двумя моими дядями — Арвидом и Эммануэлем. Понимаете, они втроем владеют… владели магазином сообща… Наверное, у него на счете есть какие-то деньги, кроме того, эта квартира…
— И множество ценностей?
— Да какие там ценности — так, побрякушки, — пренебрежительно отозвался Есперсен, видимо вспомнив о том, что он коммерсант.
— Значит, делить придется в основном вещи, которые находятся в квартире и в магазине?
— О том, что придется делить, я как-то не задумывался…
— А вы хотя бы примерно представляете себе имущество вашего отца?
— М-м-м… наверное, сама квартира… магазин… вещи… несколько картин и… ну да, деньги на разных банковских счетах.