Книга Банды Чикаго - Герберт Осбери

5

В 1855 году, благодаря активной поддержке «коренных американцев», на выборах мэра победил доктор Леви Д. Бун, известный в городе врач и внучатый племянник Дэниэла Буна. Та же партия уверенно контролировала и городской совет – в результате городская полиция была набрана исключительно из местных уроженцев. Как только Леви Бун заступил на новую должность, он настоятельно рекомендовал городскому совету повысить плату салунов за лицензирование с пятидесяти до трехсот долларов в год, а само разрешение на торговлю выдавать сроком не более чем на три месяца. И вскоре это постановление было принято. Позднее доктор Бун объяснял, что твердо верил в скорое принятие сухого закона и что его предложение поднять стоимость лицензий было вызвано желанием «искоренить низкопробные забегаловки и притоны, оставив лишь высококлассные заведения этого типа, с которыми будет легче договориться по поводу ограничительных мер на торговлю спиртным». Однако немцы, в первую очередь держатели пивных, рассматривали принятый указ как покушение на свои права. «В городе резко усилились волнения, – писал Дж. Флинн, – но главным инициатором была северная окраина Чикаго. На многочисленных митингах произносились страстные речи и принимались воинственные резолюции, в которых заявлялось, что немцы скорее умрут, чем смирятся с таким вопиющим ущемлением их гражданских прав». К ним присоединились выходцы из Ирландии и Скандинавии, которых также не устраивало принятое постановление, и они были готовы вместе с немцами «выступить против зарвавшейся партии фанатиков».

Примерно через неделю после повышения расценок на лицензирование мэр Бун приказал полиции жестко проследить за соблюдением закона о закрытии пивных заведений и винных магазинов по воскресеньям. Тут же были закрыты немецкие пивные и винные салуны, однако бары в южной части Чикаго, принадлежавшие американцам, фактически оставались открытыми, хотя публика заходила туда через боковые и задние двери. Нельзя однозначно утверждать, что это было сделано с согласия самого мэра – скорее всего, это было вызвано естественной симпатией полицейских к своим соплеменникам. Однако немцы восприняли эти действия как откровенное преследование и решительно отказались не только закрывать свои пивные по воскресеньям, но и платить повышенный взнос за лицензирование. Со стороны властей последовали массовые аресты – всего было задержано около двухсот человек. Все арестованные были отпущены под поручительство, а их адвокат добился от окружного прокурора согласия на проведение единого судебного расследования, где истцом выступали городские власти, а ответчиком – все задержанные. Слушания начались 21 апреля 1855 года под председательством мирового судьи Генри Л. Руккера, но еще до начала процесса стало известно об ужасных беспорядках, охвативших город. Как писал Флинн, «отпущенные на свободу владельцы салунов собрали своих приятелей в северной части города, и собравшаяся толпа – около пятисот человек – под звуки флейт и барабанов вначале направилась плотными рядами к зданию полицейского участка. Но затем митингующие развернулись и заняли перекресток Кларк-и Рэндольф-стрит, полностью перекрыв движение по этим важным магистралям. Туда стали стекаться толпы друзей и врагов из всех частей города, и волнение нарастало».

После получаса оглушительного гама и суеты мэр Бун приказал капитану полиции Лютеру Николасу очистить улицы и разогнать толпу. После короткой, но кровопролитной схватки толпа распалась и побежала на север, оставив девятерых человек в руках полиции. Раздалось несколько выстрелов, но ранен никто не был, хотя в «Демократе» сообщалось, что Аллан Пинкертон – который за пять лет до описываемых событий основал свое знаменитое сыскное агентство – едва успел спастись от разъяренного полицейского, который стрелял в сыщика. В южной половине города остаток того дня прошел спокойно, что же касается северных кварталов, там прошли массовые митинги с участием местного немецкоязычного населения, готовившегося к новым схваткам. Для подготовки к борьбе с предстоящими беспорядками мэр собрал все силы полиции на одной из центральных площадей, Паблик-сквер, укрепив их полутора сотнями добровольцев из числа жителей.

Около трех часов пополудни возбужденная тысячная толпа мужчин, вооруженных пистолетами, винтовками, ножами, палками и другим оружием, направилась вниз по Кларк-стрит, разбившись на два потока. Как только первый отряд перешел через понтонный мост, диспетчер – по приказу мэра – развел его и отрезал вторую часть. «Как только бунтовщики поняли, как ловко их обвели вокруг пальца, раздался многоголосый стон, который был слышен даже в здании суда, – пишет Флинн. – Они потребовали, чтобы оператор снова восстановил переправу, угрожая ему смертью и осыпая самыми страшными ругательствами. Эти переговоры продолжались до тех пор, пока мэр, наконец, не завершил свои приготовления и не распорядился открыть мост для движения. Но когда вся толпа перебралась на другую сторону, ее встретили более двух сотен вооруженных полицейских, выстроившихся плотной шеренгой поперек улицы Кларк, между Лэйк– и Рэндольф-стрит».

С криками «Бей полицию!» толпа бросилась в атаку, стреляя из пистолетов и размахивая ножами и палками. Полиция открыла ответный огонь и бросилась на восставших с дубинками. Схватка продолжалась более часа, пока бунтовщики не бросились бежать через мост в северные предместья. Несколько человек оказались серьезно ранены, однако, несмотря на интенсивную стрельбу и яростную рукопашную, убит был всего один человек – немец по имени Питер Мартин, застреленный дружинником-добровольцем после того, как тот выстрелом в руку ранил патрульного Джорджа У. Ханта. Однако «несколько дней спустя, – как писала чикагская «Таймс», – в северной части города прошло несколько таинственных похорон, из-за чего создалось впечатление, что среди восставших были и другие, неучтенные жертвы». По требованию группы владельцев салунов дружинник, убивший Мартина, был арестован, но вскоре отпущен на свободу, поскольку шериф заявил, что выстрел был произведен по его личному приказу. Еще несколько дней Паблик-сквер, где произошла кровавая стычка, охранялась двумя полицейскими бригадами, усиленными артиллерией, но волнения прекратились. На своем первом после этих тревожных событий заседании городской совет выделил патрульному Ханту «кругленькую сумму в 3000 долларов», на проценты от которых этот самый Хант жил целых двадцать пять лет благодаря мудрым финансовым советам доктора Буна.

Полиция арестовала шестьдесят мятежников, участвовавших в схватке у моста на Кларк-стрит, и четырнадцать из них были приговорены к тюремному заключению. Обвинения были выдвинуты и против двух ирландцев, Фаррелла и Холлемана, но по их делу было назначено новое расследование, которое так и не состоялось. Как писал Андреас, «если бы все обвинения в подстрекательстве немцев были свалены на двух ирландцев, это выглядело бы откровенной пародией на справедливость».

6

Компания как в поддержку, так и против сухого закона, которая завершилась всеобщим референдумом, состоявшимся в первый июньский понедельник 1855 года, была одной из самых волнующих страниц в истории штата Иллинойс. «Сторонники ограничений в торговле спиртным буквально оккупировали весь регион, – писал один из местных историков. – Филиалы их организации были во всех уголках штата и проводили систематические акции при поддержке большинства местных газет. Однако оппозиция проявила свою силу там, где мало кто этого ожидал. У нее появились новые органы печати в Чикаго и Бельвиле; алкогольные дельцы объединились и создали мощный денежный фонд, чтобы максимально воспрепятствовать принятию ограничительных мер. В результате итоги этого тяжелейшего голосования в прах развеяли надежды борцов с «зеленым змием». Закон об ограничительных мерах был отклонен большинством около 15 тысяч голосов, а посему чикагские владельцы салунов, винных лавок и пивных могли временно отдохнуть от серьезных атак на свой бизнес – по крайней мере, до принятия такого закона в масштабе всей страны, что произошло лишь 64 года спустя.