Книга Нечестивый Грааль - Дэвид Л. Уилсон

Романо покачал головой:

— Насчет моего скептицизма ты верно подметил, будь то чудеса или просто необъяснимые явления. Если говорить о Тэде, по моему мнению, здесь возможно всякое, но стигматы я все же без колебаний отнес бы к области невероятного. — Он ободряюще улыбнулся Шелдону и добавил: — Сойдемся на том, что нам будет куда проще полемизировать на эту тему, когда появятся результаты вскрытия.

Романо переключил передачу и медленно тронулся, махая Шелдону на прощание. Сделав круг по подъездной аллее, он проследил, чтобы главное здание центра окончательно скрылось из виду, у железной решетки ворот свернул в сторону и только тогда бережно вскрыл конверт.

Внутри оказалось послание на двух страничках, написанное от руки. Начиналось оно трогательной благодарностью за то, что Романо впустил Тэда в свою жизнь. Около половины страницы ушло на убеждения как можно скорее помириться с матерью — если этого еще не произошло. Тэд пытался убедить Джозефа, что мать блюдет только его интересы, и намекал на некие обстоятельства, над которыми она не властна, но которые — придет день — его воспитанник сможет осмыслить.

Затем Тэд неожиданно переключился на его отца. В письме он признавался, что они были более чем друзьями — их отношения простирались гораздо дальше. Отец Джозефа был человеком, которого двенадцатилетний подросток еще не мог оценить по достоинству. «Я молю о дне, когда ты удостоишься благословения узнать о достойных деяниях твоего родителя. Пути Господни неисповедимы, но промысел Его чудесен».

Заканчивалось послание настоятельной просьбой найти в Шотландии отца Натана Синклера, S.H., — хорошего товарища его отца и самого Тэда. Отец Метьюс настаивал, чтобы Джозеф впредь обращался к Синклеру за наставничеством и советами точно так же, как ранее к нему самому. «Не стесняйся делиться всем с отцом Синклером. Все это время я сообщал ему о твоих достижениях и выдающихся качествах как священника, ученого и педагога. Уведомь его о моей смерти без промедления. Когда он приедет отдать дань моей памяти, тогда и начнутся ваши общие предприятия, поскольку наши с тобой теперь закончились. Да благословит и сохранит тебя Господь! Да склонится к тебе сияющий лик Божий и осенит тебя своей благодатью! Да поселит Господь в твоей душе мир и будет тебе всегда в помощь! Молюсь за тебя во имя Отца, Сына и Святого Духа».

Далее следовали размашистые завитки подписи Тэда, на которых расплылось темное пятно, словно чем-то капнули на бумагу. В смятении Романо понял, что это вполне могла быть кровь.

15

Закончив вводить в ноутбук сведения, касающиеся смерти отца Тэда Метьюса, агент ФБР Том Катлер проверил почту. Взгляд Брайана Донахью был прикован к шоссе, их служебный автомобиль несся в сторону Нью-Йорка с большим превышением скорости. Наконец Катлер захлопнул крышку компьютера и с любопытством взглянул на напарника:

— Брайан, ты ведь добрый католик?

Тот дернул головой:

— Э-э… А что такое? Вас мертвые священники напугали?

— Еще чего… Видали мы мертвяков и почище этого. Но меня интересует чисто религиозный аспект. Над этим случаем уж голову поломать придется, — завздыхал Катлер. — Если к нему причастна церковь, то мы точно останемся не у дел.

— Почему же?

Катлер запустил пятерню в волосы. Он уже не помнил, когда подцепил такую привычку, но убеждал себя, что это, наверное, полезно для мозговой деятельности. По крайней мере, его жест отвлекал собеседника и давал возможность перед ответом поразмыслить. Своего нынешнего напарника он изучил достаточно, чтобы откровенно делиться с ним личными соображениями относительно церкви.

— Если только обнаружится, что этот случай задевает кого-то из духовенства, они тут же сомкнут ряды. Перечитай-ка протокол допроса.

— Кажется, понимаю.

— Брайан, я знаю, что ты католик. Я просто хотел спросить, есть ли у тебя приятели среди священников.

Тот ухмыльнулся:

— Да какой я добрый католик? Я так себе католик. Хожу в церковь по большим праздникам, но вообще-то субботними вечерами я гуляю где-нибудь допоздна и к утренней мессе мне обычно не проснуться. Думаю, священник даже не знает меня по имени. Для таких прихожан, как я, довольно кивка или рукопожатия.

— Ну да, чего еще и ожидать от вас, молодежи… Мы с Мэгги — лютеране, но ничуть не лучше тебя. Будь у нас дети, мы бы, может, больше заботились… — Катлер раскрыл сотовый телефон: — Позвоню-ка я в офис. В Бюро наверняка есть человек, разбирающийся в церковной политике.

— А в чем загвоздка-то?

— В сведениях, которые я только что получил из Интерпола по делу испанского священника. Следы преступления в точности совпадают с вернерсвильскими. Священника нашли в своей спальне, лежащим на кровати в нижнем белье и со стигматами. Все сходится, вплоть до проколотых запястий.

— Тогда у нас, пожалуй, один убийца. Или, по крайней мере, тут какой-то подозрительный сговор.

— Результаты вскрытия обещают предоставить уже сегодня или в крайнем случае завтра.

— Тогда и настанет момент истины, — заметил Донахью.

Катлер принялся обеими руками ерошить волосы и в конце концов озадаченно поглядел на напарника:

— И что мы будем делать, если окажется, что оба священника умерли своей смертью?

16

Гавриил откинулся в плюшевом кресле набравшего высоту реактивного самолета, взявшего курс на Нью-Орлеан. Место в салоне первого класса он заслужил по праву: кто, если не он, доведет до конца духовный поиск, призванный сберечь святость церкви для высшей ступени развития христианства — Второго Пришествия? Как могут эти глупцы всерьез полагать, что управляют своей судьбой? Только Господь определяет — когда, где и как. В Евангелиях ведь ясно сказано, что Сын Человеческий сойдет с облаков небесных с великою силой и славой. И никакими мирскими ухищрениями здесь, на земле, этого не добиться.

Не в пример Папе Клименту Пятому, Гавриил не растерялся бы в ту пятницу, 13 октября 1307 года, когда стражники французского короля Филиппа Красивого вскрыли опечатанные архивы и арестовали множество рыцарей-храмовников по всей Европе. Увы, Папе не удалось присвоить оберегаемую тамплиерами тайну. Большую часть их предали казни, орден был распущен, но сама тайна уцелела.

Табличка «Пристегните ремни» погасла. Гавриил отщелкнул замок, откинул кресло, и его глаза закрылись сами собой. Он ничуть не сомневался в успехе всего предприятия. В конце концов, он и сам — один из ключевых моментов тайны, ставящей под сомнение святость церкви. Теперь дело только за временем, и отсчет уже начался.

Он задумался об иронии ситуации: ради спасения христианства приходилось использовать именно Бритт. Он почти сочувствовал этой женщине из-за всего, что ей привилось пережить. Впрочем, все равно — это никак не оправдывает ее реакцию. Она утеряла веру, отвернулась от религии и начала писать еретический опус «Подложный Иисус». Если бы только Бритт знала, как близко она подобралась к истине — и в фигуральном, и в буквальном смысле слова.