Книга Смерть в рассрочку - Сергей Скрипник

— Видел, крепко вам досталось, — сказал Жилин, когда после бани к нему вошел Кондратюк в новом отглаженном обмундировании. — Сегодня отдыхай и выспись, наконец, как следует. Задание выполнил — это главное. Подробности подождут до завтра. Но все же пару запросов задам. Проведение операции задокументировано?

— Как положено. Только, Семен Иванович, мы ведь провели две операции.

— Так вот зачем тебя перед выходом в Кабул вызывали. То-то вместо двух недель вы почти месяц путешествовали. Второй вопрос: Почему за все время только дважды вертолеты вызывали? Нелегко ведь приходилось.

— Даже очень нелегко, — подтвердил капитан. — Мы большей частью почти по вершинам шли. Для вертолетов подходящих площадок не находилось. К тому же, по случаю водой разжились. Можно было терпеть.

— Понятно. — Подполковник открыл дверцы шкафа. — Свою водку, видно, уже завтра получите, сколько положено. А пока — на из запасов отдела по бутылке на двоих на всю братию, чтобы спалось крепче. Получишь, вернешь.

— Спасибо, — сказал Кондратюк и улыбнулся. — Боюсь, завтра нам выпивки не хватит. Что-то слишком уж много желающих поздравить нас с благополучным прибытием собирается.

— Шаромыжников среди нашего доблестного офицерства хватает, —проворчал подполковник. — Так и ищут, где бы заложить за воротник, особливо, ежели на дармовщину. Ладно, если не хватит, зайдешь, дам спирту. Докупать водку не спеши. Контрабандная бутылка сейчас двадцать чеков стоит. Шоферня в емкостях машин по семьсот-восемьсот бутылок за рейс завозит. Представляешь, какой навар имеют те, кто в Союзе их загружает? Ловят их, конечно, да и мы помогаем. Но это, как половодье, попробуй, останови. Везде сплошная пьянь.

— На войне как на войне, — пожал плечами Кондратюк.

— На войне тоже не обязательно быть свиньей, — хмуро возразил подполковник.

— Ну да, хрен с ними, с пьянчугами. Рассказать бы тебе, с каким народом нам приходится иметь дело, не поверишь.

— Ну, почему же? Я ведь тоже кое-что вижу.

— Что ты видишь? Что ты можешь видеть, террорист несчастный? Хотя не такой уж несчастный, раз все еще живой. Ты можешь видеть листья, так сказать, от древа зла, а нам чаще приходится иметь дело с корнями.

— И получается что-нибудь?

— Стараемся. Только топоры отскакивают, не успеваем точить. Корни больно толсты.

— А вы их электропилой, Семен Иванович, — смеясь, посоветовал капитан.

— Находятся умельцы, что электроэнергию вырубают, — хмыкнул Жилин. — Но ничего, у нас тоже специалисты не из последних.

В комнате офицерского общежития, выделенной Кондратюку и его заместителям, собралось полтора десятка приглашенных и не приглашенных, забредших на запах застолья, — представители почти всех расположенных в Лангаре родов войск в звании от лейтенанта до подполковника и в должности от комвзвода до комбата. Они сидели на кроватях, стульях, ящиках. На столе в изобилии стояли бутылки с водкой, опустошенные и налитые кружки, стаканы, пиалы, открытые банки консервов и лимонада, лежали ломти хлеба, куски колбасы, бережно нарезанные ломтики сала — дар кого-то из отпускников, желтели разрезы дынь.

Офицеры пили, галдели и изредка закусывали. Шум в комнате то стихал до нормальных разговоров, то достигал такой плотности, что его, казалось, можно лепить в ладонях, как снежки, то разбивался на обособленные диалоги, то снова концентрировался в общий гвалт, когда каждый слушал только себя. Все уже успели забыть, по какому поводу собрались, да, пожалуй, и изначально это мало кого интересовало. Как только рядом с Кондратюком освободилось место, туда протиснулся лейтенант-десантник и с пьяным упорством стал терзать его вопросами, явно получая удовольствие от «тыканья» чужому капитану:

— Нет, ты все-таки скажи, кто для тебя лучше — парчамисты или халькисты? Лично ты за кого, капитан?

В первое время после ввода ограниченного контингента советских войск в Афганистан такого рода вопрос был бы вполне уместен. Советский офицерский корпус даже разделился на приверженцев той или другой группировки в расколовшейся Народно-демократической партии. Сейчас, на седьмом году войны, никого уже не могли всерьез интересовать распри лидеров партии в борьбе за власть. Все давно уже поняли, что различие между фракцией «парчам» и «хальк» состоит лишь в их национальной окраске. Первую представляли богатей непуштунских национальностей, вторую — толстосумы пуштунов из юго-восточных и южных провинций. Вопрос лейтенанта свидетельствовал лишь о его желании предстать в глазах этого интеллигентного капитана мыслящим человеком и о том, что в Афганистане он, лейтенант, явный новичок.

— Я за интернационал, — с серьезной миной произнес капитан. Он вовсе не имел в виду давно залитый своей и чужой кровью интернациональный долг советского воина, о котором на первом году войны повсеместно болтали штабные замполиты. Ему вспомнился ответ Чапаева на вопрос крестьянина — за коммунистов он али за большевиков.

— Издеваешься, капитан? — обиделся лейтенант и в стремлении уязвить собеседника с вызовом спросил. — А сколько у тебя «войн»?

— Для интернационалиста, пожалуй, многовато, — вздохнул Кондратюк. — На сегодняшний день двести девяносто восемь.

Сначала десантник вытаращил на него удивленно пьяные глаза, потом рассмеялся:

— Да ты, оказывается, юморист, командир. Я за полгода всего одиннадцать раз воевал. Но мы-то на самом деле воюем, а ты со своими только спасаешь кого-то.

— Хреново воюете, вот и приходится столь часто спасать таких, как вы, — начиная раздражаться, ответил капитан.

Кондратюк назвал точную цифру. С учетом только что завершившегося поиска лично он действительно уже двести девяносто восемь раз принимал участие в выполнении заданий командования. Но что считать «войной», то есть участием в боевых операциях, для его разведывательно-диверсионной группы? Когда они, всякий раз с риском для жизни, добывали разведанные, чтобы сберечь как можно больше жизней таких вот лейтенантов и их солдат, когда похищали командиров моджахедов, сутками лежа без воды и пищи и почти без движений, когда выкрадывали руководителей законспирированных исламских организаций, когда тихо перехватывали караваны с оружием, — это были «войны» или не «войны» в молодом сознании бравого десантника? При всем этом группы подобные той, которой командовал капитан, до последней возможности стремились избежать стрельбы, которая в подобного рода операциях оценивалась их командованием как минус в работе. Каждый из прошедших школу ГРУ искренне считал, что здесь, на войне, по крайней мере, на этой войне, выполнять приказы командования значительно легче, чем оставшиеся позади учебные задания мирного времени. Хотя бы уже потому, что если там тебя станут убивать, ты, даже защищая свою жизнь, убивать не имеешь права — таково было нерушимое условие их подготовки. Здесь же при необходимости можно было и пострелять.

— Раз у тебя так много «войн», то, наверное, и наград полная грудь? — уже наглея, с ухмылкой продолжал десантник.