Книга Москаль - Михаил Попов

Всю ночь он ворочался в постели. Пару раз забредало в голову подлое и непонятно чье предложение: да тресни ты сто пятьдесят — и все, а завтра разберемся.

Просыпался в поту от страха, что сорвался.

Очередной раз проснулся от телефонного звонка — родственники из провинции! Только–только он начал успокаиваться и обретать реальный взгляд на свои отношения с майором Елагиным, как его снова полоснули по нервам. И из них закапал чистейший столичный яд.

Тетя Луша с Приколотного с сестрой соседки тетей Таней привезли лука на продажу три мешка. Стоят на перроне Киевского вокзала. Звонили Коле, звонили Клаве (мать братьев), его нет, а она хворает. Вывод: приезжай, Митя, помоги.

Ярость, охватившая Дира Сергеевича, была страшной, но абсолютно бессильной. Сколько раз он давал понять, что он очень плохой родственник. Выразительно комкал любой телефонный разговор с Приколотным, не откликнулся ни на одно предложение «погостить», всегда выразительно воротил морду, когда от встречи было не уйти (похороны и т.п.). И оказывается, все напрасно. Стоило Аскольду залететь в украинский застенок, как на голову Дира обрушивается весь брянский лук.

Хорошо хоть машина под ногой.

Кипя и дергаясь на заднем сиденье, прикатил на Киевский. Действительно — стоят, вернее, сидят на туго набитых луком пластиковых колбасах. В каждой килограммов по семьдесят. Как только выволокли из вагона?

Тетя Луша лезет с поцелуями, радостно сообщает, какой у них с тетей Таней план. Сейчас двоюродный племянничек отвезет их на рынок, на Дорогомиловский, «тут же, рядом», они поторгуют, а вечером он заберет их домой — помыться, переночевать.

Опасаясь рухнуть от нервного взрыва прямо на заплеванный перрон, Дир Сергеевич, зажмурившись, выдает самую страшную фразу: у него нельзя остановиться! Пусть проклинают, пусть ославят на все Приколотное, пусть, пусть, пусть — он не будет ворочать их мешки.

— А куды ж мы с ним? — Тетя Луша не столько обиделась, сколько удивилась.

— Сколько стоит ваш лук?

— Откуда ж мы знаем? Еще не торговали.

Дир Сергеевич вытащил из бумажника две пятитысячные купюры и бросил на ближайший мешок. Потом добавил третью.

— Уезжайте. Это вам за лук и на билеты. А я спешу.

— Митя!

— У меня дела! — взвизгнул Дир Сергеевич и убежал. Ни разу не обернулся. Был уверен: если встретится сейчас со взглядом родственницы, быть ему соляным столбом на этом перроне в назидание всем бессердечным племянникам.

Всю дорогу до «Харбина» он пытался обуздать разгулявшиеся нервы. Луковые тетки его возненавидели? Пусть. Лучше так, чем притворяться, что он пай–Митя. Да, мы, столичные невротики, ужасны с точки зрения психически здорового провинциала. Бессердечны, хладнокровны как тритоны, но вместе с тем нельзя же вот так, с утра, без предупреждения сваливаться как лук на голову с тремя страшными тралами. Вывод: лучше самый жгучий стыд, чем исполнение родственных обязанностей в предложенной форме.

Войдя в заведение, приказал себе переключиться. Занял столик и занялся изучением меню, где были не только названия блюд, цены, но и руководство к поведению. Едва он вошел в курс дела, появился майор. Широкоплечий, плоский, как доска, с длинным лицом, которое еще удлиняли вертикальные морщины на щеках. Ей–богу, похож на Кальтенбруннера или на статую с острова Пасхи. Наверняка руки слегка в крови — остается надеяться, что не по локоть. Ходят слухи, что есть у него даже какое–то политическое прошлое. Кого–то он там, в верхних эшелонах, замочил. Хотя, скорее, в переносном смысле. С чего бы это Аскольду так уж ему доверять? Мрачноватый субъект.

С этими мыслями «наследник» привстал и приветливо позвал:

— Александр Иванович, сюда! — Сделав витиеватый, как сама китайская чайная церемония, заказ, Дир Сергеевич навалился грудью на стол и сказал: — Хотите знать, о чем я хотел с вами поговорить?

— Кажется, догадываюсь.

— Ну.

— Об Украине.

Дир Сергеевич восторженно откинулся на спинку неудобного, но очень стильного стула.

— Отлично! Значит, вы поняли, что вся моя болтовня в гостинице, в машине и на хуторе — это не только пьяная и очень пьяная болтовня?!

Майор едва заметно вздохнул. Под «Украиной» он в данном случае понимал конкретную историю с исчезновением старшего Мозгалева. Младший Мозгалев, судя по всему, имел в виду явно что–то другое.

Официант принес заказ. Церемонно, при помощи каких–то лунатических движений переместил его с подноса на стол. Дир Сергеевич вопросительно посмотрел на него, что–то было не так. Официант пожелал «приятной жажды» и удалился. «Наследник» бросил ему в спину пронизывающий взгляд, но начатый разговор занимал его больше, чем отношения с местной обслугой.

— Знаете, Александр Иванович, сразу вам скажу: мне понравился ваш план освобождения Аскольда. Делово, изобретательно, думаю, обязательно сработает. Финансирование, естественно, любое. Как я понимаю, кое–какие деньги у нас есть, и еще ожидаются поступления, кое–кто нам должен. Тому, кто рассчитывал нас одной этой торпедой пустить ко дну, придется подождать.

Майор кивнул.

— Но это только часть проблемы, Александр Иванович. Практическая. Повторяю, отрабатывать ее мы будем мощно и скрупулезно. Но есть второй фронт. Вернее, я собираюсь его открыть. Да–да, не удивляйтесь. Мы начинаем войну с Украиной, и я придумал, как нанести удар.

Опустив голову, чтобы не выдать своего отношения к услышанному, майор тяжело и медленно выдохнул.

— Поверьте, это не бред, это просто непривычно. На их ноу–хау — с государственным рэкетом — мы ответим своим ноу–хау: асимметрично, но выразительно.

Дир Сергеевич сделал несколько глотков, пощупал бородку, как бы настраивая голову надлежащим образом.

— Это ведь не вчера началось. Помните, я вам рассказывал свой сон? Ну где я с отцом захожу в хохляцкий кабак, его там оскорбляют, и он их всех метелит. Перед вашим появлением в номере мне это и приснилось. Это был знак. Самое интересное, что отца я никогда не видел, я родился через восемь месяцев после его смерти. Кажется, я вам говорил уже. А убила его одна бандеровская сволочь. Убила именно как советского, русского офицера. Это Аскольда отец таскал с собой по местным кафешкам в Дýбне, то есть в Дубно. Улавливаете символический смысл?

— Вы про название города?

— Нет, Александр Иванович, я про сон.

— Аскольда сажают, а вы занимаете его…

— Метафизическое место! — радостно подхватил Дир Сергеевич. — Теперь я глава рода. Для чего–то это случилось, правда?! Украина — не просто предатель общеславянской идеи, она еще и мой личный враг. Чем больше я всматриваюсь в события своей жизни, тем отчетливее вижу, что главное зло в отношении и моей страны, и моей семьи является в отвратительном хохляцком обличье. Только не надо, прошу вас, этих политкорректных вздохов. Прекрасно понимаете, что я веду речь не о фантастических и не реальных вещах, а о самых что ни на есть натуральных, физических, несомненных. Что может быть очевиднее того, что именно Украина — как система, а не какой–то отдельный негодяй–хохол — хочет разорить, а то и убить моего брата!