Книга Перед заморозками - Хеннинг Манкелль

И все. Ни слова о человеке перед окном отеля, подумала Линда. Ни слова, ни намека, ничего. Разве не о таких вещах пишут в дневнике?

Она перелистала дневник назад, чтобы понять, что же вообще пишет Анна в дневнике. Несколько записей касались Линды. «Линда — настоящий друг» — запись от 20 июля, посреди описания визита матери, когда они «поссорились из-за ерунды». В тот же вечер она должна ехать в Мальмё «смотреть русский фильм».

Линда почти час, периодически мучаясь угрызениями совести, искала записи про себя. «Линда может быть требовательной» — запись от 4 августа. А что мы делали в тот день, попыталась вспомнить Линда и не вспомнила. Четвертого августа — один среди многих дней этого бесконечного, полного нетерпеливого ожидания лета. У Линды даже карманного ежедневника не было, все на каких-то клочках, а номера телефонов она частенько писала прямо на ладони.

Она закрыла дневник. Там нет ничего, что могло бы навести на след Анны. Разве что эта странная последняя запись. Это не похоже на нее, подумала Линда. Все остальные записи сделаны человеком, живущим в гармонии с самим собой, у которого не больше проблем, чем у остальных. Но эта последняя запись, когда ей показалось, что она видела своего пропавшего на двадцать четыре года отца… несколько раз повторяет про каких то папарацци? Принцессу Диану вспомнила? Или, может быть, так начинается сумасшествие? Почему она не пишет об отце? Почему вообще записывает всю эту абракадабру?

Линду опять охватила тревога. Неужели все-таки Анна не зря боялась сойти с ума? Линда остановилась у окна, у того самого, где обычно стояла Анна, когда они разговаривали. Яркое солнце сверкало в витринах напротив, так что она прищурилась. Может быть, у подруги какое-то помрачение рассудка? Ей кажется, что она видела отца, и потрясение оказывается настолько сильным, что она теряет самообладание и совершает поступки, о которых потом может пожалеть… какие поступки?

Она вздрогнула. Машина. Аннина машина, маленький красный «гольф». Если она куда-то уехала, то, скорее всего, на машине. Она побежала на парковку. Машина была на месте. Она проверила двери — заперты. Свежевымытый «гольф». Это удивило ее — Анна не особенно часто мыла машину, вечно ездила в грязной. А тут — прямо сияет под солнцем, даже диски тщательно вымыты.

Она вернулась в квартиру и прошла в кухню. Села — надо попытаться найти всему разумное объяснение. Объяснение чему? Единственное, что не подлежало сомнению — то, что Анны не оказалось дома, когда она пришла к ней в условленное время. Невозможно допустить, что они просто друг друга не поняли. И забыть Анна не могла. То есть она сделала это намеренно. Что-то оказалось важнее. Но машина для этого важного дела не потребовалась. Она включила автоответчик. Только одно сообщение — ее собственное, когда она кричала Анне, чтобы та взяла трубку. Взгляд упал на входную дверь. Вот кто-то там стоит и звонит в дверь. Это не я, не Зебра и не ее мать. С кем еще она дружит? С апреля, как она утверждает, парня у нее не было. Тогда она прогнала парня, которого я даже не видела — некий господин Монс Перссон, изучавший в Лунде электромагнитное поле, но оказавшийся далеко не таким надежным другом, как Анна поначалу считала. Разрыв, несомненно, был для Анны болезненным, она несколько раз сама об этом говорила, повторяла, что пока не собирается завязывать новые отношения.

Линда подумала о себе. У нее тоже был свой Монс Перссон, и она тоже с ним завязала, даже раньше — в середине марта. Ее Монса Перссона звали Людвиг, имя ему очень подходило — нечто среднее между прирожденным императором и неуклюжим опереточным принцем. Линда встретилась с ним в пабе — она зашла туда со своими сокурсниками, и двум компаниям — ее и Людвига — пришлось ужаться в довольно ограниченном пространстве за одним столом. Людвиг работал в фирме по уборке города, он водил свой мусоровоз так, как будто это был спортивный итальянский автомобиль, и считал, что для каждого человека совершенно естественно гордиться своей работой. Линду привлек в нем громкий смех, веселые глаза и, главное, то, что он не перебивал ее, когда она говорила, наоборот, старался расслышать каждое слово, несмотря на оглушительный шум. У них начался роман, и Линда уже было решила, что наконец нашла настоящего мужчину среди тьмы-тьмущей мужиков. Но тут она случайно, от кого-то, кто знал кого-то, кто что-то видел, узнала, что Людвиг все свое время, когда он не на работе и не с Линдой, посвящает некой юной даме, хозяйке фирмы по доставке готовых обедов в Валлентуне.[8]Произошла жестокая разборка. Он хотел остаться, но она выгнала его на мороз — и потом неделю рыдала. Она постаралась выкинуть Людвига из головы, рана все еще саднила. По-видимому, она тоже, как и Анна, еще не созрела для новых отношений — только пока еще не успела это сформулировать для себя. К тому же она видела, что ее переменчивая личная жизнь огорчает отца, хотя он и старается этой темы не касаться.

Линда еще раз прошлась по квартире. Вдруг все это показалось ей смешным, если не постыдным. Что могло случиться с Анной? Да ничего. Она управляется со своей жизнью получше, чем многие. То, что она не явилась в условленное время, ровно ничего не значит. Линда остановилась у кухонного стола, где Анна держала запасные ключи от машины. Она уже брала пару раз машину у Анны, почему бы не взять еще раз? Проведаю ее мать. Уходя, она оставила записку, что позаимствовала машину и рассчитывает вернуться через несколько часов. О том, что она тревожится, писать не стала.

Линда доехала до Мариагатан и переоделась в летнее платье — стало очень жарко. Потом выехала из города, свернула на Косебергу и остановилась в гавани. Вода в море была по-прежнему зеркальной. У причала плескалась собака. На скамейке у ларька с копченой рыбой сидел пожилой господин. Он кивнул ей. Линда ответила тоже кивком, хотя она понятия не имела, кто он такой. Может быть, отцовский коллега на пенсии?

Не доезжая до дома, где мать Анны сочиняла свои странные музыкальные произведения, она свернула к дому, где до самой своей смерти жил дед. Она поставила машину у двора и вышла. С тех пор как Гертруд, вдова деда, переехала к своей сестре, у дома сменилось двое хозяев. Сначала был молодой человек, владелец компьютерной в Симрисхамне. Предприятие его разорилось, и он продал дом супругам — художникамв по керамике из Хускварны — те мечтали переехать в Сконе. Теперь у калитки висело объявление: «Горшки». Дверь в сарай, где дед писал свои картины, была открыта. Она поколебалась, но все же открыла калитку и пошла по газону. На веревке сушилось детское белье.

Линда побарабанила по открытой настежь двери. Женский голос пригласил ее войти. Прошло несколько мгновений, прежде чем глаза ее после яркого солнца привыкли к слабому освещению мастерской. У гончарного круга сидела женщина лет сорока и кромсала ножом глиняную физиономию. Похоже, она занималась ухом. Линда представилась и попросила прощения за беспокойство. Женщина отложила нож и вытерла руки. Они вышли на солнце. У женщины было очень бледное лицо, казалось, она страдает бессонницей. Но держалась она очень дружелюбно.

— Я слышала о нем. Он сидел тут и писал картины, похожие друг на друга, как две капли воды.