Книга Розеттский ключ - Уильям Дитрих

Несмотря на мою репутацию, а возможно, и благодаря ей мне иногда позволяли подходить к выложенной синими плитами священной скале, сняв обувь перед вступлением на ковер с красно-зелеными узорами. Возможно, они надеялись, что я приобщусь к исламу. Купол мечети опирался на четыре мощных простенка и двенадцать колонн, интерьер украшали арабские письмена и мозаичные узоры. Под ним находилась священная скала — Куббат ас-Сахра, основополагающий камень мироздания; Авраам собирался здесь принести в жертву своего сына, а Мухаммед вознесся с него на небо. С одной стороны от скалы возвышалась ограда, как говорят, под ней находилась какая-то пещерка. Не спрятано ли там что-нибудь интересное? Если на этом месте когда-то стоял храм Соломона, то не здесь ли схоронены главные иудейские сокровища? Но спускаться в эту пещерку не разрешалось никому, а когда я задерживался там слишком надолго, мусульманский уборщик выпроваживал меня из мечети.

В общем, я проводил дни, строя разные предположения и помогая Иерихону мастерить подковы, серпы, печные щипцы, дверные петли и прочие разнообразные бытовые скобяные товары. Времени для разговоров с кузнецом у меня имелось в избытке.

— А нет ли в этом городе тайных подземелий, где в древности могло быть спрятано нечто ценное?

Иерихон разразился лающим смехом.

— Тайные подземелья в Иерусалиме? Да любой погреб связан с лабиринтом заброшенных туннелей и затерянных улочек. Не забывайте, что этот город на протяжении тысячелетий грабило множество разных народов, включая ваших европейских крестоносцев. Здесь порубили столько голов, что грунтовые воды могли бы превратиться в кровь. Это просто многослойный пирог, начиненный руинами, не говоря уже о множестве соединяющихся пещер и каменоломен. Тайные подземелья? Да наземная часть Иерусалима представляет лишь малую толику того, что скрыто под землей!

— Я хочу найти то, что принесли сюда древние израильтяне.

— Только не говорите мне, что вы ищете ковчег Завета! — со стоном произнес он. — Это же идиотский миф. Может, эта святыня и стояла когда-то в храме Соломона, но о ней ничего не слышали с тех самых пор, как Навуходоносор еще в пятьсот восемьдесят шестом году до Рождества Христова разрушил Иерусалим и пленил евреев.

— Да что вы, у меня и в мыслях нет ничего подобного.

Хотя подобные мысли у меня имелись, по крайней мере возникла надежда, что поиски ковчега могут привести меня к книге или, в сущности, он-то мне и нужен. Ведь «ковчег» означает «ларец», а ковчег Завета, предположительно, представлял собой некий сундук, сделанный из акации и обложенный золотом, в нем бежавшие из египетского плена евреи хранили священные скрижали с Десятью заповедями. Считалось, что он обладал магическими силами и защищал их от врагов. Естественно, я задумался, не хранилась ли там заодно и Книга Тота, поскольку Астиза полагала, что Моисей забрал ее с собой. Но пока я не стал рассказывать о своих подозрениях.

— Тогда ладно. Но вам понадобится уйма времени, чтобы раскопать иерусалимские подземелья, и я подозреваю, что труды ваши будут тщетными. Ползайте по этим норам, если хотите, но найдете вы там только керамические черепки да прогнившие кости.

Мириам вела себя сдержанно, но постепенно я понял, что за ее молчаливостью скрывались острый ум и глубокий интерес к истории. Насколько она и Астиза различались по характеру, настолько же походили они друг на друга по умонастроению. Первые дни моего пребывания в их доме она готовила и подавала нам еду, но сама ела отдельно. Так продолжалось до тех пор, пока я, поработав какое-то время в кузнице с Иерихоном, не завоевал малую толику доверия, а вскоре мне удалось доказать им и свое приличное воспитание, что позволило ей присоединиться к нам за столом. Мне ее нерасположенность к общению показалась странной, в конце концов, мы же не мусульмане, чтобы изолировать друг от друга мужчин и женщин. Сначала она говорила только самое необходимое — в этом она также отличалась от Астизы, — а нужда что-то сказать у нее возникала редко. По моим представлениям, природа наделила ее подлинной красотой — при виде таких красавиц мне обычно вспоминается клубника со сливками, — но лишь за столом она нехотя снимала с головы накидку. Тогда волосы ее струились таким же, как у Астизы, водопадом, только не черным, а золотистым, и трудно было отвести глаза от ее лебединой шеи и прекрасного лица. Я продолжал гордиться своим целомудренным поведением (поскольку попытки найти амурное приключение в Иерусалиме сравнимы с поисками девственницы на диване парижского распутника, я старался найти моральное удовлетворение в моей вынужденной добродетельности), но меня поразило то, что красота Мириам, похоже, не потрясла еще никого из соседских парней. По вечерам девушка тщательно мылась в деревянной лохани, и я, слыша плеск воды, невольно представлял себе ее груди и живот, округлости бедер и стройные длинные ноги, образы которых виделись моему взбудораженному воображению в мыльных ручейках, низвергающихся по совершенным очертаниям ее бедер, коленок и лодыжек. И тогда, издав тихий вздох, я старался переключиться на мысли об электричестве и в итоге сжимал кулаки, пытаясь собрать туда всю свою волю.

За ужином Мириам с удовольствием прислушивалась к нашим разговорам, оживленно поблескивая очаровательными глазками. Брату и сестре удалось повидать мир, и поэтому они с радостью слушали мои истории о жизни в Париже, детстве и отрочестве в Америке, о ранних торговых походах за мехами с охотничьей партией на Великие озера, о путешествиях по Миссисипи к Новому Орлеану и на Карибские сахарные острова. Их также заинтересовала экспедиция в Египет. Я не стал посвящать их в тайны Великой пирамиды, но описал Нил и живописную красоту его берегов, прошлогоднее морское сражение и храм в Дендере, в котором побывал, углубившись в южные края. Иерихон много рассказывал мне о Палестине и странствиях Иисуса по Галилее, а также о христианских святынях, сохранившихся на Масличной горе. Постепенно поборов нерешительность, Мириам начала принимать участие в наших разговорах, и ее замечания показывали, что она знала об истории Иерусалима гораздо больше, чем я мог себе вообразить, — более того, гораздо больше своего брата. Она не только умела читать — что довольно редко для женщин мусульманского мира, — но и любила чтение, а поскольку кавалеры и малые дети ее не обременяли, то все свободное время она поглощала книги, которые покупала на базаре или заимствовала в женских монастырях.

— О чем вы читаете? — однажды поинтересовался я у нее.

— О прошлом.

Иерусалим обладал богатейшим и многообразным прошлым. Холодной зимой я бродил по окрестным холмам, глядя на длинные тени, отбрасываемые безымянными руинами. Как-то раз сильный ветер принес легкий снежок, белое покрывало затянуло голубые небеса, а стылое солнце парило в вышине, как призрачный воздушный змей. Лишь его свет лениво и скупо освещал поднебесные пейзажи.

Между тем изготовление винтовки продолжалось, и я заметил, что Иерихон с удовольствием занимается этим требующим большого мастерства делом. Закончив сварку ствола, мы довели его внутренний диаметр до нужного размера, я вертел рукоятку, а он подталкивал зажатый в тиски ствол в мою сторону. Тонкая работенка. Когда мы завершили этот этап, Иерихон тщательно проверил внутреннюю поверхность, отшлифо вав и исправив все неровности и огрехи. Искусный разогрев И ковка сделали ружейную трубку идеально прямой и гладкой.