Книга Падение Трои - Питер Акройд

— А дети?

— Детей не было. — К ним приблизился Леонид, решив, что Софии стало плохо, но Оберманн нетерпеливо замахал руками, чтобы тот ушел. — Даю тебе слово.

— Как ее звали?

— Елена Лишкина. Я почти забыл ее имя.

— Когда-нибудь забудешь и мое. — София не удивилась тому, что у него была другая женщина. Но ее ужаснуло, что он ничего не сказал перед свадьбой. Нет, не ужаснуло. Стало стыдно за него. Она нечаянно обнаружила слабость там, где раньше видела только твердость и целеустремленность.

И рассердилась. — Разве ты не должен был сказать мне? Моим родителям? В моей стране мужчина, который был женат, и холостяк — совсем не одно и то же. А в чем причина? Тебе пришлось бы заплатить больше?

— Это никак не связано, София. Я боялся расстроить тебя.

— Но ты собирался расстроить меня после свадьбы. Разве не так?

— На самом деле все гораздо проще.

— Чего еще вы не сказали мне, герр Оберманн? Не ты ли отравил свою мать? — София была в ярости. — Может быть, ты убийца детей? Убийца жены? Или, возможно, эта Елена еще жива?

— Тише, София. Леонид услышит.

— А, так значит, знаменитый Оберманн боится сплетен. Смешно. — Она повернулась и под тревожным взглядом мужа направилась к Леониду. Вскоре она вернулась и, не глядя на мужа, сказала: — Леонид отвезет нас. Я сказала ему, что у меня мигрень.

На обратном пути сквозь теплую ночь они не обменялись ни словом. Но едва они вернулись в свое жилище, она обратилась к мужу.

— Она жива?

— Нет. Я ведь сказал тебе. Я вдовец. Теперь следующий вопрос. Нет. Повторяю, у меня нет детей. Нет. У меня нет никакой связи с ее семьей. Это устраивает тебя, София? — Он испустил громкий вопль и обнял ее. Держа ее в объятиях, он принялся легонько дуть ей в шею. Она попыталась освободиться, но через несколько минут рассмеялась.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

На следующее утро Оберманн разбудил Софию поцелуем.

— Поедем сегодня со мной на Геллеспонт, — сказал он. — Мне приснилось, что мы вместе плывем по большой реке. Это знамение.

— Я не умею плавать, Генрих

— Тогда я поплыву в твою честь. Я буду твоим рыцарем.

Они позавтракали и верхом отправились на север, по направлению к берегу. Ранним утром Геллеспонт переливался всеми оттенками голубого; издали он виделся Софии лентой света между двумя окутанными туманом материками — Азией и Европой.

Оберманн наклонился вперед и что-то прошептал своему коню.

— Я велел ему, — объяснил он, — вести себя подобающим образом в присутствии моей жены. Он прекрасно понимает меня. Я назвал его Пегасом, как только купил у торговца лошадьми в Думбреке. Он горд своим именем. — Оберманн погладил коня и снова что-то прошептал. — Я объяснил Пегасу, что он рожден из тумана над морем и что там, где его копыта касаются земли, начинают бить родники. — Он указал на Геллеспонт. — Вперед! — воскликнул он. — Вперед, туда, где встречаются великие моря!

Когда они приблизились к берегу, Оберманн поехал впереди по тропинке, ведущей к мысу. Воды Геллеспонта потемнели, теперь они отливали зеленым и желтым.

— Берег Европы очень близко, — сказала София.

— Когда-то это был берег Греции. Или Фракии.

— Возможно, когда-нибудь так будет снова. Но мне не дожить.

— Не говори: "Не дожить". Здесь мы бессмертны! Сейчас мы покорим эту землю. Я переплыву Геллеспонт и провозглашу ее нашей.

— Нет-нет, Генрих. Ты не можешь плыть так далеко.

— Никогда не говори мне: "Не можешь", София. Лорд Байрон заявлял, что был первым со времен Леандра, кто проплыл от берега до берега. Но это ложь. Многие совершали такой подвиг.

— Прошу тебя, не делай этого сейчас, Генрих. Пожалуйста.

— Меня будет вдохновлять история Геро и Леандра. Влюбленные, разделенные проливом! Сигнальный огонь на окруженной морями башне освещал ему путь через пучину! Потрясающе.

— Но ведь Леандр утонул, разве не так? А Геро бросилась со скалы в море.

— Позднейшая вставка, София. Эта легенда служила объяснением разделения Европы и Азии. Только и всего.

— Очаровательная легенда, Генрих.

— Двое любовников, нашедшие раннюю смерть в волнах? Я согласен, что история прекрасна. Но мы сделаем ее еще прекраснее. София и Генрих бросят вызов Геллеспонту. Двое новых любовников покорят волны.

София отметила, что мужу такое сравнение вовсе не кажется странным. Он подошел к берегу и, обратившись лицом к волнам, громко прочел:

Пусть песнь стара, но юность вновь

Докажет, что жива любовь[10].

— Мне здесь не нравится слово "докажет" — это неподходящий глагол. — Он вернулся и встал рядом с ней. — Мы молоды сердцем, София.

— Я уже не так молода. И ты тоже. Было бы безумием пытаться переплыть пролив. — Волны мягко бились о берег.

— Ерунда. Мы все молоды, когда оказываемся здесь. Это ворота в мир. — Он заслонил глаза от света ладонью и посмотрел на север. — Треки верили, что это путь в незнаемые земли. Они устремляли взгляд на север, на владения гиперборейцев, наслаждавшихся вечной весной. А те жили так близко от звезд, что слышали их музыку. Могли пересчитать холмы на луне.

София подошла к самому берегу, где вода казалась прохладной и манящей.

— Что это за остров? — спросила она, указывая на небольшой клочок земли над поверхностью воды.

— Он безымянный.

Почему бы тебе не доплыть до него? Я не выдержу, если ты поплывешь дальше, Генрих.

— Хорошо. Пусть будет так. — Он снял рубашку и брюки и оказался в старомодном купальном костюме.

София рассмеялась.

— Мой отец носит такой же! — Ее отец воспринял эту моду, когда был молодым, и гордился, что до сих пор сохранил стройность и может плавать в том же костюме.

— Твой отец в хорошей форме. Я тоже. — Оберманн вошел в воду, взывая к Посейдону, и с криком бросился в волны. Пока он плыл к острову, вокруг разлеталась брызгами вода, София никогда не видела, чтобы кто-нибудь плавал так шумно. Неподалеку виднелась рыбацкая лодка; рыбаки поправляли сети, и Софии было слышно, как они смеются, показывая на Оберманна. Он напоминал небольшое морское чудовище, фыркающее и булькающее в глубинах. За несколько минут он доплыл до островка, вылез на скалы и принялся скакать, размахивая руками и что-то крича Софии. Он казался ей ребенком, нетерпеливым и восторженным.

Затем он опять бросился в море и поплыл к берегу. Две или три минуты спустя София увидела, как он снова машет, но сейчас в его движениях было что-то странное и пугающее. Потом он исчез под водой.