Книга Сикстинский заговор - Филипп Ванденберг

Его Высокопреосвященство Коллецки: «Я только хотел доказать, что курия может своими дискуссиями сделать из мухи слона. По сей день молчание предпочтительнее слов. Слова могут разбередить раны, молчание же ускоряет выздоровление».

Государственный секретарь и префект Совета по общественным делам церкви Джулиано Касконе вспылил: «Задача курии – не молчание! Здесь, за этим столом, мы должны решать, quoquomodo possumus».[60]

Его Высокопреосвященство кардинал Еллинек пытался его успокоить: «Братья во Христе, смирение – самая ценная христианская добродетель! Я объясню, почему данная causa[61]кажется мне столь важной, даже приближающей опасность. Здесь, в этом месте, за этим столом, триста пятьдесят лет назад обговаривалось дело, которое – смилуйся, Господи, над нами, грешниками несчастными – причинило огромный вред Святой Церкви. Я говорю о causa Galilei, а ведь оно поставило священное собрание в очень неловкое положение. Я хочу напомнить о том, что дело Галилея сначала казалось ничтожным. Родилось оно из вопроса об изменчивости неба. Я хотел бы предотвратить повторение ошибки».

Раздался взволнованный голос Уго Пироньо от еремитов Святого Августина: «Собор в Триенте запретил толкование Писания, противное учениям Святых Отцов! Галилея осудили справедливо!»

Кардинал Еллинек произнес с возрастающей горячностью: «В данном случае мы говорим не о каноническом праве. Мы говорим о вреде, нанесенном обсуждением этого дела священным собранием Церкви. И мы говорим о том, как по халатности ответственных лиц пустяк может превратиться в causa causarum».

Монсеньор Уго Пироньо раздраженно возразил: «В соответствии с научными знаниями, имевшимися в то время, было известно, что Солнце стоит в небе и обращается вокруг Земли и что Земля стоит неподвижно в центре Вселенной. Любой образованный человек мог прочесть об этом у Святых Отцов, в псалмах Соломона и Иисуса Навина. Могла ли Святая Церковь допустить, чтобы тексты данных книг вызывали сомнение? Тут недолго и до того, что некий еретик провозгласит, что не Бог изгнал Адама и Еву из рая, а Адам и Ева прогнали его, потому что хотели остаться вдвоем, и докажет это, основываясь на законах математики и астрономии». И Пироньо осенил себя крестом.

«Мне кажется, вы забываете, брат во Христе, что неправым оказался не Галилео Галилей, а священное собрание и что ошибались не астрономия с геометрией, а теология. Или еремиты и по сей день считают, что Солнце вращается вокруг Земли? (Слова Его Высокопреосвященства кардинала Еллинека вызвали беспокойство.)

Вышеупомянутый Галилей, что касается вероучения, вечного блаженства и Божественных откровений, всегда ставил теологию превыше других наук. Называл ее даже королевой среди наук. Но одновременно он был уверен в том, что теология не должна опускаться до подтасовок, свойственных низшим и ограниченным псевдонаукам. Ведь те не ведут к вечному блаженству, а ее приверженцы не могут касаться тех сфер, о которых они не имеют понятия».

Тогда монсеньор Уго Пироньо в гневе поднялся и зачитал отрывок из «De genest ad litter am» святого Августина. Ни один проповедник не сделал бы это столь пылко: «Hoc indubitanter tenendum est, ut quicquid sapientes buius mundi de natura rerum demonstrare potuerint, ostendamus nostris libris non esse contrarium: quicquid autem tili in suis voluminibus contrarium Sacris Uteris docent, sine ulla dubitatione eredamus id falsissimum esse, et, quoquomodo possumus, etiam ostendamus».[62]

Его Высокопреосвященство Марио Лопес, просекретарь Конгрегации доктрины веры и епископ Кесарийский, ответил предыдущему оратору: «Монсеньор Пироньо, описание космических явлений не входит в задачи Писания, как в задачи науки не входит толкование учения Святой Церкви. Это не мои слова, братья во Христе, это слова Галилео Галилея».

«Писание не учит конкретным вещам, потому что наука эта не ведет к спасению души. Вам знакомы слова из энциклики папы Льва XIII: Providentissimus Deus!»[63](Это было замечание Его Высокопреосвященства кардинала Еллинека.)

Просекретарь Конгрегации доктрины веры продолжал: «Вы стремитесь вернуть Средневековье и утверждаете, что Писание более точно трактует геометрию, астрономию, музыку и медицину, чем Архимед, Боэций и Гален? Галилей в точности утверждал то, что ученые его времени могли доказать некоторые природные явления с точки зрения науки, в то время как другие высказывали лишь гипотезы. Он отказывался обсуждать истинность доводов первых и был прав, ведь их утверждения были доказаны научно. И он одновременно искал подтверждение новых гипотез, чтобы избавить от заблуждений последних. Существовал ли когда-либо ученый более добросовестный? Мне, по крайней мере, аргументы флорентийца кажутся вполне убедительными. Если он говорит о том, что научные доказательства не должны быть подчинены Писанию, нужно лишь объявить, что они не противоречат ему. В таком случае прежде, чем какое-либо объяснение природных явлений считать неверным, необходимо опровергнуть научные доказательства этого. Так должны поступать и те, кто сомневается в нем, а не те, кто считает его верным».

«Accessorium sequitur principale!»[64]

Кардинал Еллинек вновь постучал по столу и предложил вернуться к теме собрания. Он упомянул о случае Галилея лишь для того, чтобы доказать, что нанести вред Церкви могут не только официальные ее противники, но и невнимательность и негибкость ее приверженцев. В этой связи Его Высокопреосвященство упомянул о давнем споре доминиканцев с иезуитами о предопределении святого Августина, на основе которого были созданы оба братства.

Эти слова вызвали многочисленные замечания присутствующих: Адама Мельцера от Общества Иисуса, брата Дезидерио Скалья, епископа монастыря Сан-Карло, брата Феличе Чентино, епископа монастыря Святой Анастасии, и Его Высокопреосвященства Джузеппе Беллини, префекта Конгрегации богослужения и дисциплины таинств, ответственного за ритуальные и пасторальные литургии.

Но докладчик с трудом сумел вернуть дискуссию в прежнее русло: к росписи Сикстинской капеллы и к расшифровке непонятных надписей. Он предоставил слово главному реставратору Бруно Федрицци. Тот пространно описал сделанное открытие: восемь букв, обнаруженных на изображениях книг и свитков пророка Иоиля, эритрейской сивиллы и прочих фигур в порядке нахождения «А – IFA – LU – В – А», упомянув о техниках создания фресок и результатах химического анализа. Они были нанесены самим Микеланджело на фрески a secco вместе с другими поправками уже после завершения самой росписи – вместе с контурами и исправлениями пропорций.