Книга Судьба боится храбрых - Андрей Имранов

Занятие проходило в небольшой круглой комнате без окон и мебели. Только на потолке висела странная конструкция из блестящих металлических пластин — видимо, что-то вроде люстры. Ученики проходили в комнату и рассаживались прямо на земле рядами, образующими концентрические круги. Возле входа изваянием стоял мужик, опять в серых одеждах, кидая на проходящих учеников безразличные взгляды. Но вид Тима вывел его из оцепенения. Мужик вцепился острым взглядом за лицо Тима и сухо проскрипел:

— Имя?

— Тим…оэ, — сказал Тим.

Мужик кивнул.

— Меня зовут Айра Цу. Садись в дальний круг, — сказал он и отвел взгляд в сторону, потеряв к Тиму всякий интерес. Видимо, это был местный учитель. Эта мысль потянула за собой следующую: интересно, у них тут учебники в ходу? А тетради с дневниками? Уж тетради-то точно должны быть — надо же куда-то записывать то, что этот цуцик будет говорить. Тим оглядел учеников и только сейчас заметил, что почти у каждого есть на боку небольшая плотная сумка, похожая на пенал.

— Э… — сказал Тим, старательно подбирая слова, — скажи, Айра Цу, мне надо… что-нибудь из вещей, чтобы… получить знания на этом уроке?

Айра Цу даже не взглянул на Тима. Просто легонько мазнул пальцем по щеке. Тим недоуменно приложил ладонь, но тут же отдернул — щека отозвалась дикой режущей болью, и он с трудом удержался от вскрика. Мысль о том, что было бы с ним, если бы он не удержался, напугала его настолько, что боль отодвинулась далеко вглубь. Теперь-то Тим понял, что означали багровые полосы на лицах учеников. Садисты хреновы.

— Нет, — равнодушно сказал Айра Цу, и Тим только через пару секунд сообразил, что это ответ на его вопрос. Тим вздрогнул, кивнул и пошел в сторону, продолжая держаться за щеку. Вообще-то она уже не болела, но воспоминание о боли все еще стягивало мышцы, заставляя Тима нервно поглаживать кожу и проверять — не появился ли там бугристый шрам? «М-да, — мрачно подумал Тим, садясь на пол в дальнем от центра ряду, — похоже, Елы-Палы тут бы за добрую фею прокатила. Ну и влип».

Из самого урока Тим мало что понял, но на всякий случай старался запоминать все услышанное. Правда, получалось не очень — непонятное вообще плохо запоминается. Цель урока Тим еще худо-бедно понял — Айра Цу собирался научить их избегать неприятностей еще до того, как эти неприятности начнут проявляться. Для этого каким-то особенным образом надо было направить волю не на конкретную опасность, типа летящего в морду кирпича, а на опасность абстрактную. А вот из объяснений, каким именно образом эту волю направлять, Тим не понял ровным счетом ничего. Из уст Айры Цу лились потоки непонятных терминов, с которыми внутренний переводчик Тима зачастую не справлялся, а если и справлялся, то понятнее от этого не становилось. Ну скажите, пожалуйста, как можно «расконцентрироваться, расширяя мысль о защитном шаре, ослабив волю и усилив отвлеченные размышления»? Бред на бреде, да и только. Но остальным ученикам так явно не казалось: они с умным видом кивали, когда Айра предлагал «попробовать», — закрывали глаза и замирали, и, похоже, у них что-то получалось. Во всяком случае, комментарии учителя наводили именно на такую мысль — одних он скупо хвалил, другим указывал на их ошибки, а некоторых наказывал уже знакомым Тиму способом — пальцем по щеке. Наказуемые даже не вздрагивали. Тим сидел, оцепенев в ожидании того момента, когда Айра Цу обратит внимание на него. Он, конечно, глазами не хлопал и рож не корчил, наоборот, делал вид умный и всепонимающий (ну так как-никак почти восемь лет школы за плечами), да только сам чувствовал, что получается у него не очень. Он даже старался (в меру своего понимания, конечно) выполнять то, что говорит учитель, но насчет результатов ничуть не обманывался. Вот сейчас Айра Цу поймет, что Тим совсем безнадежен, и выставит его вон. Да еще и того фашиста с плеткой позовет.

Но учитель Тима словно не замечал. По ощущениям, прошло не меньше часа, а Айра Цу за все это время не удостоил Тима даже взгляда, хотя раз двадцать проходил мимо. Первое время Тим напрягался, потом потихоньку расслабился. Может, ему удалось обмануть учителя? А может, он вообще ничего такого не видит — кто как что напряг и что расслабил? Может, он просто делает умный вид и раздает оплеухи наобум? А ученики тоже просто делают умный вид? Тим невольно улыбнулся, но вовремя вспомнил предостережения куратора и согнал улыбку с лица раньше, чем Айра это заметил. Хотя, похоже, он все-таки заметил — Тиму показалась, что тень неудовольствия промелькнула по лицу учителя. И хотя тот смотрел совсем в другую сторону, Тим почувствовал, что неудовольствие это направлено именно на него. Но наказания не последовало, и Тим опять расслабился.

Наконец урок подошел к концу. Ученики принялись шуршать и возиться, а Айра Цу вышел в центр круга и заявил:

— Перед тем как закончить урок, я хочу посмотреть, как вы усвоили полученные знания. Хаят, подойди.

Один из сидевших в первом круге учеников поднялся, вышел в центр и встал возле учителя.

— Смотри, — сказал Айра Цу, Тим недоуменно закрутил головой, потому что учитель ничем не показал, на что именно должен смотреть Хаят. Но тот, похоже, все знал сам и сразу же задрал голову вверх. Тим тоже перевел глаза на «люстру», и как раз вовремя, чтобы увидеть, как одна из металлических пластин срывается с места и падает вниз. Тим икнул.

Но пластина до стоявшего прямо под ней Хаята не долетела — в полуметре от его головы она мягко замедлила полет, по плавной дуге отошла в сторону и, провожаемая взглядом Хаята, уже там с металлическим лязгом грохнулась на пол. Тим перевел дух.

— Не очень эффективно, — сказал учитель, — слишком много воли, учись экономить. Закрой глаза.

Хаят послушно опустил голову и закрыл глаза. Айра Цу взял ученика за плечи и несколько раз повернул его на месте. В разные стороны. Это Тиму было понятно — когда играешь в жмурки, водящего тоже так крутят, чтобы он ориентацию потерял. Но тут-то зачем?

— Сядь, — сказал учитель.

Хаят неловко, качнувшись и уперевшись рукой в пол, сел. Тим, догадавшись, что сейчас будет, не сводил взгляда с висевших на потолке пластин. Но ничего не происходило. Пластина сорвалась только минут через семь, когда Тим уже устал ждать и начал отвлекаться. Поэтому момент ее падения он прозевал и увидел только, как пластина, ударившись о невидимую преграду сантиметрах в десяти над сидящим Хаятом, подпрыгнула, провернулась, хлопнула плашмя сидящего ученика по плечу и упала на пол.

— Вставай, — сказал Айра Цу. — Недостаточно широко. Думай о защите от опасности вообще, а не от одной конкретной. Сядь на свое место. Арам!

Тим вздрогнул и снова закрутил головой. Так и есть — сидевший неподалеку ученик поднялся, и Тим узнал в нем своего утреннего знакомого. Арам прошел в центр круга, и снова повторился фокус с падающей и отлетающей в сторону пластиной. Но вот со второй частью выступления у Арама возникли проблемы. Тим на этот раз смотрел внимательно, да и ждать долго не пришлось. Поэтому он хорошо видел, как пластина, ничем не сдерживаемая, летит вниз, втыкается в плечо сидящего (Тим коротко вскрикнул и заслужил обжигающий взгляд Айры Цу) и, оставляя красную влажную полосу, сползает по спине на пол. В момент удара Арам вздрогнул и слегка покачнулся, но больше ничем не выдал своих чувств. Тим по этому поводу даже некоторую зависть почувствовал — не тому, конечно, что случилось с Арамом, а тому, как он себя при этом вел. Вряд ли бы у Тима получилось так. Да что там! Случись это с ним, он бы наверняка орал как резаный, катался по полу и зажимал рану. И наплевать на «неподобающее поведение»: одно дело — когда просто больно, и совсем другое — когда такая хрень делается. Вон сколько крови натекло, глубокая, наверное, рана. Глубокая… Тим вспомнил, как лезвие пластины погрузилось в плоть — да она до кости, стопудово! Ладно еще, эта пластина была небольшая, раза в четыре, наверное, меньше тех, что лежали рядом на полу. Если бы эта была такая же… тогда этому Араму руку бы, на хрен, отрубило! Тим вздрогнул, представив лежащую на полу отрубленную руку и так же спокойно сидящего Арама рядом с ней. А если бы этот садист вызвал его, а не Арама? А если бы пластина на голову упала? Фашисты, точняк — фашисты! Мотать отсюда надо, и чем быстрее, тем лучше.