Книга Девятый чин - Олег Егоров

«Роковая случайность, и все насмарку. Все планы псу под хвост, — разметавшись на кровати в номере гостиницы „Атлантика“, бередил Никита свежую рану. — Ужасно глупо и пошло».

Тут пора заметить, что роковые случайности сами по себе из воздуха не ткутся. События все же, как их ни толкуй, вяжутся из стечения обстоятельств, а именно, из обстоятельства времени, места и действия и еще множества мелких ниточек, вплетающихся в причинно-следственную ткань. Кто дергает эти ниточки — вопрос так и не разрешенный. Мало сказать — не разрешенный, в христианском плане он прямо-таки запрещенный. «Все пути Господни — милость и истина к хранящим завет Его…» И — точка. Или многоточие. Впрочем, знак препинания в данном случае не важен.

Любая мелочь способна была повлиять на нелепое происшествие. Если бы Никита получил свой чемодан пятью минутами раньше, они с Капканом уехали бы в гостиницу еще до того, как собака вообще появилась на привокзальной площади. Случись это пятью минутами позже, расстрелянная собака была бы уже заброшена в ржавый кузов полицейского «Доджа». Но чемодан Брусникина упал на линию транспортера тогда, когда упал. И все потому, что старый Эзра, водитель грузовичка, доставлявшего пассажирский багаж, притормозил у автозаправочной цистерны.

Накануне его старухе привиделся вещий сон с участием ангела, суливший Эзре прибавку к жалованью. Эту радостную весть обязаны были разделить с ним приятели-заправщики. Те с большей охотой разделили бы с ним саму прибавку, но увеличение вознаграждения еще только предвиделось.

— Дело решенное, — важно объявил Эзра товарищам. — Ангел приснился ей на чемоданах. Завтра к мистеру Брюсу пойду.

— Почему ж не сегодня? — лукаво щурясь, полюбопытствовал юный заправщик Дензил.

— Чтоб не сглазить, — резонно ответил Эзра.

И все заправщики согласно закивали. Торопиться не следовало: прибавки так и так не избежать, а мистер Брюс в плохом настроении мог ее урезать. То, что мистера Брюса в хорошем настроении никто и не видал, как-то в расчет не бралось. Куда важнее было выслушать описание ангела. Внешность ангела, обрисованная Эзрой, произвела на заправщиков сильное впечатление. Особенно размах крыльев.

Разговор между Эзрой и заправщиками происходил на английском языке. Население Монровии в большинстве своем разговаривало по-английски. А этим языком, как уже известно, Никита не владел. Он и своим-то плохо владел с похмелья. Капкан же, посещавший по делам вездесущей группировки офшорные филиалы компании на Кипре и в Дублине, английским, наоборот, владел весьма сносно. Таким образом, для Никиты он был и переводчиком, и наставником, и вообще поводырем.

Именно Капкан поднял в багажном отделении скандал, когда прочие представители белой расы терпеливо потели у конвейера, после чего тучный работник багажного отделения в рубахе без пуговиц, но зато с пунцовыми цветами сбегал-таки за Эзрой.

Итак, чемодан Брусникина и кожаная сумка «продюсера» были получены со значительным опозданием. Хотя, в принципе, на дальнейший ход событий это могло и не повлиять. В принципе, собака могла выбежать на площадь когда угодно. Желаем мы того или нет, но у нас с собаками общий Создатель. То есть пути собак столь же неисповедимы, как и наши собственные.

Пока деловитый Капкан договаривался с чернокожим таксистом, Брусникин покрасневшими глазами осматривал залитую солнцем и заполненную коренным, по большей части, населением площадь аэровокзала. Белая футболка на нем промокла насквозь, тогда как горло чрезвычайно пересохло.

«С чего я так надрался?! — Вслушиваясь в не знакомую до боли речь, Никита изнывал под знойными лучами. — Ах, да! Дрозденко! Павел-то наш Андреевич явно загибает, что сам Дрозденко спать уложил. Отклоняется продюсер от истины. Галлюцинаций у меня еще, слава тебе Господи, не водилось. Шут с ним. Заработаю свои оставшиеся четыре с половиной штуки, и — в Москву на зимние квартиры».

Образное это сравнение было применено Брусникиным весьма к месту. По сравнению с Монровией, в мартовской Москве действительно свирепствовала зима.

Распахнув дверцу обшарпанного такси, Капкан окликнул Брусникина. И тут, когда Никита уже взялся за ручку чемодана, из-за пальмы с растопыренными листьями выскочил мокрый пес, похожий на ершик для чистки унитазов. Шерсть у пса была грязной, жесткой и всклокоченной, а с морды капала пена, что во всех ветеринарных руководствах объявляется наивернейшим признаком бешенства.

Собака, вероятно, так и не обратила бы на Брусникина внимания — заклятых врагов посреди многолюдной площади хватало и без него, — но Никита, на беду свою, ударился в бегство. Последнее, что он запомнил, — это визг. Визжал он сам, визжали темнокожие матроны в цветастых тюрбанах, визжали покрышки автомобилей, тормозивших у него перед носом, и визжала настигавшая его уже на другой стороне проезжей части собака.

Далее в памяти у Никиты словно остался длинный отрезок засвеченной кинопленки. Он пришел в сознание уже на заднем сиденье такси, но лучше бы не приходил. Его ужасно тошнило. Дико ныла нижняя челюсть. Укушенная ягодица только саднила, но онато и заставила Никиту действовать не мешкая.

«Слюна бешеного животного, возможно, уже проникла в нервную систему! — в отчаянии подумал Брусникин. — Им-то все равно! Они даже не подозревают о страшной угрозе!»

Чтобы напомнить черствым людям о бедственном своем положении, Никита пнул ногой спинку водительского сиденья. Но лучше бы он этого не делал. От пронзившей его щиколотку острой боли Брусникин вновь провалился в беспамятство.

Между тем впереди происходила оживленная беседа. Водитель такси, молодой и дерзкий мачо, не особенно заботясь о соблюдении правил уличного движения, снисходительно учил белого туриста уму-разуму. Капкан уже догадался, что нахальный негр выбрал самый длинный путь до отеля «Атлантика». В сущности, это не имело никакого смысла, ибо они условились добраться туда за твердую таксу в десять американских долларов. Должно быть, водителю просто нравилось мотаться по узким пыльным улочкам в компании европейца, терпеливо и почтительно внимавшего его наставлениям.

Сама экскурсия оставила Капкана равнодушным, хотя на какого-нибудь другого человека, посетившего беднейшие кварталы Монровии, она произвела бы удручающее впечатление. «Не ходите, дети, в Африку гулять», — думал Капкан, глядя на чумазых негритят, гонявших бесформенный футбольный мяч по вытоптанной площадке у какого-то барака. Возможно, школы.

Подобная картина где-нибудь в Челябинске или Перми смотрелась бы как негатив. Здесь дети были черные, а грязь на них — белая. Мяч, пущенный выше двух колышков, изображавших штанги ворот, сорвал москитную сетку со «школьного» окна. Из барака мигом выкатился тощий разгневанный бармалей в комбинезоне, заляпанном краской, и что-то крикнул беззаботным футболистам.

Такси подскочило на колдобине, и Капкан по достоинству оценил преимущества механического экипажа с открытым верхом. До этого момента запах морепродуктов, выставленных темнокожими рыбачками на уличных лотках, медицинский аромат дикого йода, обдававший Павла Андреевича с океанической стороны, и совсем уж несносная вонь отходов, сваленных по обочинам проезжей части, вынуждали только жалеть о временном отсутствии крыши над головой.