Книга Куда смотрит прокурор? - Александр Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так ведь у нас не только ухо есть, Жан Силович!
– Ну да? А еще что?
– Зубы!
– Чьи зубы? Откуда зубы? Он что, еще и дверь зубами грыз?
– Он же старосту укусил, Жан Силович! Оттиск зубов оставил – просто загляденье. И тут я вспомнил! Мне же врач зубной сказал, что он по зубам всех своих пациентов помнит.
– Ну, сказать-то он может!
– Там оттиск необычный. Очень характерный!
– Ну, в общем, все ясно. Следов – море. Уши с зубами да сапоги-великаны, неизвестно кому принадлежащие! И что ты со всем этим богатством делать будешь?
– Преступника искать! Для начала надо обойти все зубные кабинеты – кто-то из дантистов может вспомнить.
– Может вспомнить, а может и нет. Только это, Гаврилыч, ты не забывай, что ты прокурорский работник, а не опер начинающий. Я же вижу – сейчас сам побежишь по зубодерам с высунутым языком. Пусть Мурлатов тебе людей выделит для оперативно-розыскных действий.
– Ага, и сам преступника поймает! – проговорился о своих тайных мыслях в азарте Гонсо.
Туз крякнул, но ничего не сказал. Потом поинтересовался:
– Там адвокат этот… Шкиль… Он не возникал? По поводу невинно пострадавшего гражданина Пирожкова?
– Да нет, Жан Силович.
– Ну и хорошо, а то он нам в последнее время столько нервов истрепал… Умеет, собака!
– Ничего, Жан Силыч, на то и адвокаты, чтобы прокуратура лучше работала! – утешил руководство Герард Гаврилович, из которого энтузиазм бил фонтаном. – Будем тщательнее готовить дела, доказательную базу отрабатывать и закреплять по полной программе… Если дело крепкое, никакой адвокат его не развалит!
– Никакой, может, и не развалит, а эта зараза Шкиль в любом деле дырку найдет. Он же не правду ищет, а с какой стороны следствие поддеть, к чему придраться… Ты мне лучше скажи, вы с Василисой вчера встречались?
Гонсо залился краской. Всякое упоминание о Василисе вызывало у него душевный трепет и стеснение в груди. Гонсо, конечно, давно уже не был мальчиком, да и студенческая жизнь много чему его научила по женской части, но в Василисе чувствовалась столь необъятная женская сила, что Герард Гаврилович невольно робел. Глядя на нее, он даже думать боялся, что эту мощную и прекрасную, как античная скульптура, девушку можно освободить от одежд, ласкать ее тело и даже вступить в обладание ее могучими чреслами…
На этом месте фантазии Гонсо обычно и вовсе обрывались.
– Встречались, Жан Силыч, – доложил Герард Гаврилович виноватым голосом.
– Ну и что, встреча прошла в дружественной атмосфере? – усмехнувшись, спросил Туз. Он прекрасно знал, какое впечатление Василиса производит на мужчин.
– В кино ходили, потом в кафе посидели…
– Ладно-ладно, – остановил его Туз, – я от тебя отчета не требую. Посидели – и хорошо. Просто родителям, сам понимаешь, всегда интересно, что там у детей… И потом, Василиса… Она, знаешь, вроде бы такая, что к ней и подойти боязно, а с другой стороны – впечатлительная, как ребенок, нервная ужасно, ее обидеть ничего не стоит.
Туз, как всегда, говоря о дочери, вдруг сбился и потерялся от нахлынувших на него чувств. Герард Гаврилович этот факт давно заметил и потому деликатно молчал.
Жена умерла, когда Василиса училась уже в третьем классе, и для Туза началась муторная и хлопотливая жизнь с дочкой, которую смерть матери страшно переменила. Василиса замкнулась в себе. Жан Силович призывал на помощь многочисленных ее теток, других родственниц, нанимал приходящих нянь, но видел, что дочь никак не может отойти от впечатлений от смерти матери, чувствует себя несправедливо обделенной и непонятно за что жестоко наказанной. И потому Туз постоянно этими обстоятельствами терзался и чувствовал себя рядом с дочкой в чем-то безнадежно виноватым. Ему казалось, что дочь живет только воспоминаниями о прошлом и ничем больше не интересуется.
А потом подошло время всяких женских дел, прокладок и циклов, и он попросил одну из теток Василисы обстоятельно поговорить с ней на эту тему.
Тетка заперлась с Василисой в комнате, а через час вышла из нее с изменившимся лицом.
– Ну, объяснила? – встревоженно спросил Туз, который все никак не мог поверить, что его дочь, вся сотканная из пуха и перьев, должна теперь жить непростой женской жизнью.
– Объяснила? – мотнула удивленно головой тетка. – Это она мне все объяснила да растолковала. Я ничего такого раньше и не знала! Это надо же, сколько лет прожила темная, как корова!
На этом просветительская работа с дочерью была закончена. Тем более что после убытия потрясенной открытиями тетки Василиса насмешливо сказала: «Пап, не надо заботиться о моем просвещении, ладно? Я уже сама все знаю».
А потом последовал звонок от классной руководительницы, которая попросила Туза зайти в школу. Выглядела она взволнованной, хотя Туз ее встревоженности сначала не понял. Подумаешь, Василиса в сочинении на тему «Мой любимый герой» написала, что ее героиня – гимназистка Оля Мещерская из рассказа знаменитого русского писателя Ивана Бунина «Легкое дыхание»… Что из того? Подумаешь, гимназистка! «А вы рассказ-то помните, Жан Силович?» – укоризненно спросила учительница. В ответ Тузу пришлось молоть чепуху про чрезвычайную занятость на работе и рост уровня преступности в районе в связи с историческим переломом, который постиг страну. «Я все понимаю, Жан Силович, – с грустным сочувствием произнесла учительница. – И про уровень преступности, и исторический перелом. Но рассказ вы все-таки почитайте. И тогда мы с вами вернемся к нашему разговору».
Поздно ночью, Василиса уже спала, Туз отыскал оставшуюся от жены книгу Бунина, нашел нужный рассказ и погрузился в чтение, хотя его еще ждала куча бумаг, принесенных с работы.
Чтение его увлекло. Тем более что после всего, что он узнал в школе, в молоденькой гимназистке с радостными, поразительно живыми глазами он так и видел свою Василису. Он с умилением читал про то, как нескладная девочка превращается в прелестную девушку, вызывающую всеобщую любовь и поклонение. Тут Туз совсем расчувствовался, но рассказ развивался дальше и дошел до места, где юная и прелестная девушка легко и чуть ли не радостно признается своей начальнице, что она давно уже не девочка, а женщина… И виноват в этом друг папы и брат начальницы…
На этом месте ошеломленный Туз вынужден был прервать чтение и сходить на кухню попить холодненького компота.
Дальнейшее чтение привело его в еще большее смятение. В небесной красоты и чистоты девушку стреляет на вокзале казачий офицер, некрасивый и плебейского вида, которого она, как выясняется, завлекла и с которым стала близка…
Ошеломленный Туз читал страницы дневника Оли Мещерской, в которых сама девушка рассказывала о ее совращении «другом папы», с полным ощущением, что он читает дневник своей дочери!
Ужас, охвативший его после чтения бунинского шедевра, не поддавался описанию. Он понимал теперь, почему вдруг учительница захотела с ним поговорить, но и ясно видел, что говорить не о чем, потому как сделать он ничего не может.