Книга Арктическое вторжение - Сергей Донской

– О’кей, – в тон ему ответил Астафьев.

Самый сообразительный из репортеров тут же окрестил событие «закусочной дипломатией», и фраза эта облетела весь земной шар.

Президенты прибыли на лимузине прямо из Белого дома в пригород Вашингтона Арлингтон и зашли в любимый ресторанчик Брауна под неблагозвучным названием «Ray’s Hell Burger», что переводилось как «Чертова бургерная Рэя». Там они уселись за обычный столик и, перешучиваясь, сделали заказ. Браун выбрал чизбургер с сыром чеддер, луком, салатом и помидорами. Астафьев остановился на чизбургере с чеддером, луком, мексиканским перцем и грибами. Дабы прийти хоть к какому-то консенсусу, оба заказали одну порцию жареной картошки на двоих. Затем, не сговариваясь, сняли свои деловые пиджаки.

– Давненько не ел я гамбургеров, – признался Астафьев, потирая ладони.

Перефразированная американской прессой, реплика, перекликающаяся с гоголевской «давненько не брал я в руки шашек», прозвучала неуклюже и уныло: «Я давно не ел гамбургеров».

Выглядело это так, будто президент России сожалел о времени упущенных возможностей. Интерпретация американского переводчика была аналогичной, потому что Браун понимающе кивнул, сдобрил свою порцию кетчупом и сказал:

– Приезжайте в Америку почаще.

Редактором выпуска новостей Первого российского канала это было расценено как приглашение посетить Соединенные Штаты в самом ближайшем будущем.

Одним словом, невинный завтрак глав двух мировых держав доставил искреннее удовольствие только им одним, тогда как остальные прислушивались, анализировали, строили догадки и делали самые неожиданные выводы. Переводчики совсем взмокли в строгих костюмах, опасаясь пропустить невнятно произнесенные слова своих жующих боссов. Рядовые посетители почти перестали есть и с трудом глотали уже откушенные куски.

– Ну и как вам бургер? – осведомился Браун, прихлебывая холодный чай.

Осторожно, чтобы не случилось отрыжки, Астафьев отпил из стакана кока-колы, промокнул жирные губы салфеткой и ответил:

– Пища, может, и не самая полезная, зато вкусная.

Внезапно, как по волшебству, российский президент, крепко сжимая в руке телефонную трубку, снова ощутил во рту вкус того памятного ланча в «Чертовой бургерной». Потом был арест десятка россиян, объявленных шпионами, а потом сотни москвичей скончались от удушья в дыму лесных пожаров, вызванных аномальной жарой. Правы политические обозреватели, когда говорят, что холодная война закончилась. Какой может быть холод, когда вовсю пылает огонь!

– Как дела? – вежливо спросил Астафьев, заставив себя сосредоточиться на разговоре, не отвлекаясь на лишние, в эту минуту даже вредные эмоции.

– Спасибо, все замечательно, – отозвался Джонатан Браун, интонация которого выдавала его напряжение. – Рад слышать вас, мистер Астафьев.

«Хм, в чем же она выражается, эта радость?» – подумал про себя президент, а вслух произнес:

– К сожалению, не могу обещать, что мой звонок поднимет вам настроение.

Он умышленно избрал почти протокольный стиль общения, чтобы не дать собеседнику возможности сбить его с толку знаменитым американским дружелюбием, легко переходящим в панибратство. Браун почувствовал это, однако сделал попытку повернуть разговор в более удобное для себя русло.

– Ничего, Анатолий, – воскликнул он. – Мы друзья, а значит, должны уметь выслушивать друг от друга не только приятные слова.

Астафьев не пошел у американца на поводу.

– В таком случае приготовьтесь, мистер Браун, – предупредил он.

– Я слушаю, – сказал Браун, умудрившись сохранить не только спокойствие, но и радушие. – Кстати, вы можете называть меня по имени, если хотите. Во время нашей последней встречи мы были просто Джонатаном и Анатолием, нет?

Хитрый американец все еще пытался разрядить обстановку, несмотря на то что Астафьев был подчеркнуто официален. Особенности английского языка позволяли Брауну переходить на «ты» совершенно незаметно и непринужденно. Астафьев, со своей стороны, обычно делал это не без внутреннего напряжения. Поэтому во время прошлой встречи он постоянно оказывался в невыгодном положении, что его злило, а злость делала его положение еще более невыгодным.

На этот раз замкнутый круг был разорван решительно и бесповоротно. Чтобы лишить Брауна всяческих иллюзий, Астафьев придал голосу ледяную окраску, не выходящую, впрочем, за рамки безупречной вежливости.

– Я очень высоко ценю наши доверительные отношения, однако в данном случае нам лучше не забывать о наших юридических статусах. Вы президент своей страны, а я – своей. И государственные интересы превыше наших личных симпатий.

Астафьеву не пришлось повторять это Джонатану Брауну дважды, чтобы внушить ему мысль о чрезвычайной важности разговора.

– Абсолютно согласен с вами, мистер Астафьев, – произнес он все еще дружелюбно, но уже отстраненно и сухо. – Только мы, американцы, называем эти интересы не государственными, а национальными.

«Нация превыше всего», – прозвучало в мозгу Астафьева, но он не сумел вспомнить, кому принадлежит это высказывание. Его сознание было полностью сконцентрировано на телефонном разговоре. Он прислушивался к интонациям американского президента, пытаясь уловить малейшую фальшивую нотку. У него не было права на ошибку. В отличие от сапера, глава государства всегда имел право ошибаться много раз подряд. Вот только цена могла оказаться слишком высокой. Порой счет шел на миллионы загубленных человеческих жизней. Так было в июне сорок первого года. А Анатолий Астафьев отнюдь не стремился войти в учебники истории в качестве российского президента, который «не придал значения», «недооценил», «проявил непростительную доверчивость».

– Для нас, россиян, – медленно начал Астафьев, – важны и государственные, и национальные, и… – сделав паузу, он особо подчеркнул это, – и территориальные интересы. Между прочим, именно по поводу последних я решил вас побеспокоить. Полагаю, вы знаете, что произошло в Арктике?

Джонатан Браун сглотнул слюну, постаравшись проделать это таким образом, чтобы его секундное замешательство не заметил находившийся в другом полушарии собеседник.

Притвориться несведущим? Но если получится не слишком искренне, то Астафьев расценит ложь как косвенное признание вины. Ответить утвердительно? Не покажется ли русскому подобная осведомленность подозрительной?

Поколебавшись, американский президент решил играть честно. До тех пор, пока обстоятельства не вынудят его плутовать, передергивать и вытаскивать козыри из рукава, он будет соблюдать установленные правила.

– Знаю, – сказал он печально. – От лица нации приношу вам глубочайшие соболезнования.

«Если ты уж так соболезнуешь, – подумал Астафьев, – то мог бы позвонить первым. Неисправимый лицемер. Все мы, политики, неисправимые лицемеры».

– Спасибо, – произнес он, подчиняясь вдохновению, неожиданно охватившему его, как это случается с музыкантами, поэтами, художниками и государственными деятелями мирового масштаба. – Но сегодня мне не до скорби, господин президент. – Сегодня я поглощен жаждой мести. Убиты пятнадцать российских граждан, пятнадцать ученых, пятнадцать отважных покорителей Севера. Преступникам это даром не пройдет, как бы тщательно они ни заметали следы. Они будут обнаружены и наказаны самым решительным и жестоким образом.