Книга Девочка и мертвецы - Владимир Данихнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катенька зажала рот ладошкой и захихикала.
Марик улыбнулся, неловко почесал затылок щеткой.
— Ну а чё… — пробормотал он. — Прикольно…
— Прикольно, — согласилась Катенька с улыбкой. — Очень-очень прикольно!
Марик, обрадованный тем, что удалось развеселить девочку, положил щетку на место и кинулся к компутеру.
— Щас я тебя еще кое-чем удивлю! Ты, наверняка, ничего подобного не видела! Вот смотри, что мне один друг из Есенина понаприслал… видюшки с настоящими смертями от несчастных случаев! Вот дядька в канализационный люк упал, смотри, как подбородком забавно шандарахнулся… идиот, правда? А вот тетка переходила дорогу, на нее чуть велосипедист не наехал, она отпрыгнула и — хрясь! — под машину. Ужас, правда? А вот мужика на стройке катком переехали… или вот еще, мужик скворечник вешал, с дерева упал и спиной прямо на решетку… кошмар, да?
Марик обернулся. Катенька смотрела мимо видеоящика.
«Дурень, — мелькнуло в голове у Марика. — Такие гадости девчонке показывать… тоже мне, удивил».
— Я, в общем-то, не хотел ничего такого… — буркнул он. — Хотел мультяшку включить…
Катенька молчала.
Проклиная себя за проявленную в неподходящий момент кровожадность, Марик прошептал:
— Ты это, блин… прости.
Катенька спросила:
— Дяденька, а почему у вас на картинках только взрослые дяденьки и тетеньки умирают? А дети как же?
— Ну… — Марик почесал нос. — С детьми тоже, наверно, несчастные случаи приключаются… но это как-то неправильно, видюшки с мертвыми детьми смотреть…
— Почему неправильно?
— Ну чё там… — Мальчишка совсем растерялся. — Как это можно так… дети, они ж, блин, маленькие, не выросли еще… а на них смотреть, как умирают. Лучше уж совсем не смотреть. Нельзя смотреть, вот и все дела, и думать об этом тоже нельзя, неправильно. Поняла?
— Поняла, дяденька.
— Ну ладно, — сказал Марик. — Ты иди зубы чисти и там всякое… а я пока за компутером посижу, порублюсь во что-нибудь.
— «Порублюсь»? — переспросила Катенька.
— Ну… пошпилю, в смысле. В «Старпера», например.
— В «Старпера»?
— Ну… это такая компутерная игрушка, клевая. Про сумасшедшего старика, который путешествует по зоне и всех стреляет, и думает, что все в зоне — мертвяки, а на самом деле это обычные люди. По ней, кстати, много книжек написали, фантастических, целую серию. У меня почти все есть! — похвастался Марик. — Вон, на полках стоят. Дед из самого Толстого привозит.
Катенька помялась и тихо попросила:
— Дяденька, вы не выключайте компутер, когда ляжем спать. Мне очень приятно, что он светится рядышком. — Катенькины глаза сами засветились, как крохотные видеоящики. — Пожалуйста!
Марик кивнул.
В ночи раздался голос Ионыча, вялый с похмелья, кровоточащий от унылой мысли, терзавшей ржавым саморезом нетрезвый разум:
— Как же мы так, Феденька? Встали на путь разбоя и преступления.
Сокольничий зашевелился под одеялом. Сел на кровати, схватился за голову:
— Тарелка в том повинна, Ионыч, как пить дать. Мы с тобой люди верующие, положительные, по своей воле так бы не поступили.
— Думаешь?
— Недавно проверял тарелку и знаешь, что услышал? Стук какой-то! Точно тебе говорю: то стучали механизмы, предназначенные для управления нейронными сетями наших мозгов!
— Так я и думал… — пробормотал Ионыч потрясенно. — Нейронными сетями управляют, ироды, свободу поступка на корню душат.
— То-то и оно, Ионыч. То-то и оно.
— Ладно, черт с ней, с тарелкой. Мы ведь, если задуматься, не праведников убили, а так, шваль, мерзейших госчиновников, бюрократов.
— Орудия мы с тобой, Ионыч, орудия в руках божиих, по-другому и не скажешь. — Федя сокрушенно покачал головой и почесал заскорузлую пятку через дырку в носке. — Но не всякий праведник нас поймет. И в Китеж-град путь нам уже закрыт.
Ионыч поднялся, заглянул в окно — снаружи бушевала, ломаясь о крепкие стены, непогода. Ионыч заложил руки за спину, прошелся по комнате.
— Праведники не поймут, — согласился Ионыч. — Они, праведники эти, привыкли чужими руками жар загребать.
Федя вздохнул:
— Делаем за них всю грязную работу, а они еще и недовольны.
— Вот, к примеру, старик Пяткин, — продолжил Ионыч. — Праведный вроде старикан. А с меня триста рубликов сколотил самым бессовестным образом. И где, спрашивается, благодарность за то, что мы черную работу за него сделали, чтоб он чистеньким оставался, перед всевышним незапятнанным? Где благодарность, я спрашиваю?
Сокольничий долгое время молчал. Видно было, что со словами Ионыча он не совсем согласен. Старик Пяткин пришелся по душе добросердечному Феде. В конце концов, не так часто встретишь человека, который тебя и накормит, и напоит, и переночевать оставит. А триста рублей… а что триста рублей? Они за вечер наели и выпили хозяйского больше чем на триста; пожалуй, что и на пятьсот. Особенно Ионыч старался, бочонок красного вина с корицей выдул, наверное. А корица — приправа редкая, с самой Земли поставляется.
— Федя, — позвал Ионыч сердито. — Ты не слушаешь меня?
Сокольничий вздрогнул:
— Слушаю, Ионыч, слушаю. Просто задумался: не поджидают ли нас в Пушкино. Вдруг пропажу Владилена Антуановича уже обнаружили?
— Думаешь, Пяткин догадался о чем-то и сдал нас?
Добрый Федя ничего такого не предполагал, но все-таки сказал, чтоб лишний раз не гневить Ионыча:
— Видимо, так.
Ионыч подошел к стулу, взял брюки, решительно сунул ногу в штанину.
— Ты куда, Ионыч? — спросил Федя.
— Надо потолковать с этим Пяткиным. Хочу проверить, правда ли он о чем-то догадывается…
— Дык ночь на дворе! — Сокольничий покосился на будильник. —
— Пол четвертого времени; спит он еще.
— Зато я не сплю, — заявил Ионыч. Сунул под ремень пистолет, а сверху надел теплый вязаный свитер.
Сокольничий молча наблюдал за его приготовлениями.
— Если что, спеши на выручку, Феденька, — сказал Ионыч. — Тут такое дело, сам понимаешь. Мало ли что может произойти!
Сокольничий кивнул закрывшейся двери, примостил голову на мягкой подушке и мгновенно уснул.
Ионыч не успел сделать и пары шагов по коридору, как заметил черный силуэт у окна. Пригляделся: женщина. Красивая. Белокожая, царственной осанки, в черном платье с глухим воротником, в изящных бархатных сапожках с серебряным напылением. Женщина стояла, сложив руки на груди, и смотрела в заледенелое окно. Ионыч подошел к ней, замер, принюхиваясь: от красавицы пахло шанелью. Ионыч давно не разговаривал со зрелыми женщинами и не знал, с чего начать даже самый обыденный разговор. К тому же он совершенно не ожидал, что в доме живет еще кто-то, кроме деда и внука Пяткиных, и оттого почувствовал полнейшее смятение.