Книга Черные очки - Джон Диксон Карр

– Тем не менее, как я уже говорил...

Луч света из открывшейся двери в вестибюль рассек пополам музыкальный салон. В проеме двери показался силуэт человека. Ясно виднелись лишь блики света, отраженного от его лысой головы.

– Эй! – резко крикнул вошедший. – Кто здесь? Что вы тут делаете?

– Полиция, – ответил майор. – Не беспокойтесь, Инграм. И включите, пожалуйста, свет.

Сделав пару попыток нащупать выключатель, стоя в дверях, вошедший наощупь добрался до комода и включил свет. Эллиот понял, что ему следует внести некоторые коррективы в свое первое мимолетное впечатление, создавшееся у него от профессора Джилберта Инграма еще в Помпее.

Круглое, доброжелательное лицо Инграма, склонность к полноте и несколько преувеличенная жестикуляция создавали впечатление, что он низенький толстячок. Это впечатление еще усиливалось голубыми, блестящими, с виду наивными глазами, широким, похожим на пуговицу носом и двумя хохолками темных волос, небрежно зачесанных на уши. У него была манера поглядывать, опустив голову, снизу вверх с насмешливым выражением, отражавшим, вообще говоря, его отношение к жизни. Сейчас, однако, все это пугающе изменилось. Лицо стало синеватым, смятая рубашка пузырем торчала из-под жилета. Профессор непрерывно потирал один о другой пальцы правой руку, словно они были испачканы в мел. В действительности, понял сейчас Эллиот, он был среднего роста и не так уж толст.

– Восстанавливаем происшедшее, не так ли? – заметил профессор. – Здравствуйте, майор. Здравствуйте, Боствик.

Его слова были произнесены с рассеянной вежливостью, вызвавшей на лицах всех мимолетный проблеск улыбки. Главным впечатлением, сложившимся у Эллиота, было то, что за этим, невинным лицом скрывается проницательный ум.

– Полагаю, что вы, – добавил после короткой паузы профессор, – представитель Скотленд Ярда, о котором мне говорил Джо Чесни. Здравствуйте, инспектор.

– Так, – сказал майор и чуть грубовато добавил: – Сейчас, знаете, ли... мы хотим довериться вашему мнению.

– Довериться моему мнению?

– Я хочу сказать, что вы – профессор психологии... Вас-то никакая ловушка не обманет. Вы сами это говорили. Вы можете – правда ведь? – рассказать нам, что, собственно, происходило во время этого проклятого спектакля.

Профессор Инграм бросил быстрый взгляд на раздвижную дверь. Лицо его изменилось еще больше.

– Полагаю, что да, – ответил он довольно резко.

– Так я и думал! – с растущей уверенностью воскликнул майор. – Мисс Вилс сказала, что тут разыгрывался какой-то странный спектакль.

– О, вы уже беседовали с нею?

– Да. Насколько мы смогли понять, весь этот спектакль был основан на серии трюков...

– Там было нечто большее, – глядя ему прямо в глаза сказал профессор. – Я знаю, что целью его было показать, каким образом конфеты в лавочке мисс Терри могли быть отравлены так, что никто не видел, как убийца это сделал.

Второй взгляд сквозь очки

Чтобы скрыть от остальных новые соображения, возникшие у него, Эллиот направился в кабинет прежде, чем кто-либо успел высказаться. Включив лампу с зеленым абажуром, стоявшую на секретере, он погасил лампу для съемок. Обычный свет казался теперь совсем слабым, хотя и позволял ясно видеть скорчившуюся в кресле фигуру Марка Чесни.

Вот, значит, как... По словам Боствика, за два дня до смерти Марк Чесни приходил в полицию, чтобы; спросить о точных размерах коробок конфет из лавочки миссис Терри. Обычная коробка конфет лежала сейчас на столе и должна была играть какую-то роль в "спектакле". Но какую?

Эллиот вернулся в салон, где майор начал уже обсуждать ту же самую проблему.

– Каким же, однако, образом, – спрашивал майор, – он мог продемонстрировать способ, которым были отравлены конфеты миссис Терри, позволив этому пугалу, кто бы оно там ни было, сунуть ему в рот ту зеленую капсулу?

Профессор Инграм чуть пожал плечами. Каждый раз, когда его взгляд падал на двери кабинета, в глазах появлялось выражение предельного напряжения.

– Объяснить вам это я не могу, – сказал он, – но, если вас интересует мое мнение, то мне кажется, что по плану Чесни эпизод с зеленой капсулой должен был быть лишь несущественной деталью – просто одной из многих частей спектакля. Я считаю, что главное, ради чего он собрал нас, должно было быть как-то связано с лежащей на столе коробкой конфет.

– Пожалуй, – сказал майор после паузы, – я не стану разбираться во всем этом. Предоставляю это удовольствие вам, инспектор.

Эллиот показал на один из стульев и профессор неторопливо сел.

– Хорошо, сэр. Мистер Чесни прямо сказал вам, что истинная цель этого представления в том, чтобы показать, как могли быть, незаметно отравлены конфеты миссис Терри?

– Нет. Однако он намекнул на это.

– Когда?

– Незадолго до представления. Сказал, что бросит кому-то обвинение. "Я брошу обвинение прямо в лицо!" Так буквально прозвучала его фраза, несколько театрально, надо сказать. – Профессор выпрямился и в его открытом взгляде появился хитрый оттенок. – Послушайте, инспектор. Я еще за обедом подумал о том, что в неожиданном желании Чесни сыграть перед нами эту комедию есть что-то странное. Разговор на эту тему возник совершенно случайно и окончательный вызов был брошен после спора, в котором приняли участие все присутствующие. Однако Чесни готовил его все время – даже еще до того, как мы сели за стол. Я это понял, да и Эммет все время скалил зубы, когда думал, что никто его не видит.

– И что из этого, сэр?

– Что из этого? Именно потому я так и возражал против того, чтобы представление было отложено, так протестовал против тех трех роковых часов, которые он потерял между концом обеда и началом своего спектакля. Я не из тех, кто противится проявлениям человеческого тщеславия, но на этот раз похоже было, что дело заходит слишком далеко. Я прямо спросил: "Куда ты метишь? К чему все это?", а он сдержанно ответил: "Внимательно наблюдай и, может быть, откроешь, как были отравлены конфеты миссис Терри, хотя я готов держать пари, что этого не случится".

– У него была какая-то теория на этот счет?

– Очевидно.

– Теория, которую он собирался продемонстрировать перед вами?

– Видимо, так.

– И он, – небрежно спросил Эллиот, – подозревал, кто отравитель?

Профессор Инграм на мгновенье поднял глаза. В его взгляде была тень беспокойства, но, если бы такое выражение можно было применить к столь добродушному лицу, его, пожалуй, лучше всего было бы назвать лицом человека, загнанного в угол.

– У меня создалось такое впечатление, – кивнул он.

– Однако, он не назвал... не намекнул ни на кого?

– Нет. Это ведь испортило бы его спектакль.