Книга Потерянное освобождение. Призраки Терры - Гэв Торп

— Орудия, лорд Коракс? — спросила Эфрения. Ее лицо было, как обычно, спокойным, но примарх уловил в голосе женщины едва заметное напряжение. — Сохранить мощность для орудийных батарей?

— Нет, — ответил примарх после секундного размышления. — Если нас обнаружат, мы и так не сможем прорваться с боем.

— А что насчет генераторов пустотных щитов, лорд Коракс? Запустить их в режиме ожидания?

— Нет, — повторил Коракс. — Направить всю энергию исключительно на отражающие щиты и двигатели. Если предатели в нас попадут, все равно будет слишком поздно.

Отключение генераторов щитов добавит еще четыре минуты ко времени, которое необходимо для превращения отражающих щитов в защитные пустотные — дополнительные минуты, за которые «Мстителю» могут нанести катастрофический урон. Впервые, с тех пор как он ступил на борт боевой баржи, Коракс заметил в диспетчере нерешительность. Она продлилась не больше мгновения, после чего Эфрения кивнула и вернулась к непосредственной задаче. Примарх услышал шум открывающихся дверей и, обернувшись, увидел выходящего Бранна. Коракс вновь посмотрел на экран. Они находились в двухстах пятидесяти тысячах километрах от дозора предателей. На экране низкочастотного сенсора возникло еще семь кораблей, создавших три слоя обороны между боевой баржей и точкой безопасного перемещения. Если отражающие щиты пропустят хотя бы случайный импульс или одна из торпед взорвется неподалеку от «Мстителя», корабль примарха тотчас окажется в окружении врагов.

Он не мог ни опередить противников, ни победить их. Единственным выходом для Коракса было запастись терпением и сосредоточиться на том, чтобы избежать обнаружения. В этом он был хорош еще с детства и сейчас не собирался принимать скоропалительных решений.

Режим затемнения означал полное отключение всех второстепенных систем. Жизнеобеспечение, освещение, обогрев и другие системы регулирования окружающей среды одна за другой перешли на минимальный уровень энергопотребления, минимально достаточный для выживания человеческой команды. Даже искусственную гравитацию уменьшили до половины терранской нормы, высвободив необходимую для плазменных двигателей энергию.

Когда воцарилась тьма, в гулких транспортировочных отсеках в глубинах трюма теснилось около полутора тысяч легионеров. Боевая баржа была спроектирована, чтобы вмещать лишь крошечную долю этого числа.

Пришлось расчистить дополнительное пространство в складах, секциях вооружения и среди опор и палуб машинного отделения. Воины ютились в служебных ходах и на лестничных клетках, а несколько десятков лифтовых и конвейерных шахт вывели из эксплуатации, чтобы освободить еще немного пространства. Но легионерам Гвардии Ворона все равно едва хватало места, чтобы просто пошевелиться. Незанятыми оставались только основные коридоры для быстрого перемещения между стратегиумом и другими важными пунктами.

Смешавшийся с толпой Альфарий наблюдал за тем, как свет вначале потускнел, а затем погас. Конечно, он не был самим Альфарием, но благодаря сложному программированию разума и небольшому психическому вмешательству библиариев легиона он счел за лучшее забыть свое имя. По всем параметрам теперь он был Альфарием.

И он был немного встревожен. Облаченный в доспехи, он сидел вместе со своим приемным отделением на мостике над плазменным реактором. Когда воздух стал истончаться, а гравитация уменьшаться, на дисплее вспыхнули символы-предупреждения окружающей среды. Альфарий инстинктивно отдал субвокальный приказ усилить авточувства шлема.

— Что ты делаешь?

Альфарий повернулся, когда над мостком разнесся голос командора Алони. Он понял, что капитан обращается к нему.

— Ты знаешь, что означает затемнение, — продолжил Алони. — Системы на минимум. Ты понимаешь, какую энергетическую сигнатуру могут выдавать полторы тысячи легионеров в доспехах? Внимание! Установить все на минимальную мощность и самые низкие частоты: дыхательные системы, рециркуляцию влаги, двигательную активность — все. Никаких контактов, внешних переговоров, перемещений.

Альфарий согласно кивнул и снизил энергопотребление доспехов, превратившись в неподвижную статую из керамита, пластали и адамантия. Забилось вторичное сердце, компенсируя низкую внешнюю температуру, раздулось мультилегкое, позволяя дышать непереработанным воздухом.

Остальные вокруг него поступили точно так же. Здесь, рядом с реакторами, системы жизнеобеспечения отключили полностью, оставив легионеров в коконах собственной искусственной среды. Опустилась искусственная ночь, нарушаемая лишь сполохами приборных панелей и свечением экранов на двойных реакторах в пятидесяти метрах под мостиком. На доспехах легионеров стала конденсироваться влага, из лицевых щитков и выпускных клапанов ранцев поднимались едва заметные струйки пара.

Запертый внутри доспехов, Альфарий понимал, в насколько рискованном положении находится. Сейчас его вряд ли раскроют. Из-за реорганизации легиона и нежелания остальных обсуждать случившееся на Исстваане он с достаточной легкостью вжился в новую роль.

Его лицо все еще болело после трансплантации, особенно там, где пересаженная плоть нового лица сходилась с его настоящей кожей у основания шеи и вокруг горла. Переделанные кости ныли, а укороченные или, наоборот, удлиненные мышцы казались чрезвычайно чувствительными под похищенной кожей.

Альфарий сглотнул, вспоминая, как они нашли тело воина, смерть которого наступила не больше пяти минут назад, с оторванной «Вихрем» ногой и сломанным о скалу позвоночником. Апотекарии действовали со всей поспешностью. На протяжении многих десятилетий воины Альфа-Легиона в подражание примарху стремились выглядеть похожими друг на друга и гордились своей безликостью. Черные волосы, резкие, выразительные черты лица и бледно-зеленые глаза были для него в новинку.

А еще в его разуме таились воспоминания. Он кое-что знал о легионере, личность которого присвоил. Он отведал плоть павшего Гвардейца Ворона, чтобы омофагия проанализировала и впитала информацию о жертве. Улучшенная с помощью искусства библиариев, запрещенного Никейским указом, но до сих пор широко практиковавшегося в Альфа-Легионе, она по возможности собрала все фрагменты жизни погибшего легионера.

Он чувствовал их — вспышки образов, обрывки разговоров. Более того, Альфарий мог ощущать то же, что и его новая личность. Он был гордым воином, ветераном Ликейского восстания, получившим место в Гвардии Ворона после воссоединения легиона с примархом.

Воспоминания также вызывали дискомфорт, они путали его мысли и подчас сбивали с толку. Во время бегства по Исстваану-V со своими новыми товарищами он запомнил их имена, лица и то, как сражается каждый из них. Наиболее опасными были первые дни, когда приказы передавались закодированными фразами, а команды о построениях давались на непонятном для него боевом языке, возникшем на Освобождении, где он никогда не бывал. Но его выбрали для этого задания из-за способностей к языкам, быстрому уму и умению адаптироваться. Его недостатки перекрывались эффективностью и слаженностью самой Гвардии Ворона, и после череды молниеносных атак он смешался с остальными, сумев избежать подозрений товарищей по отделению, а также смертоносного внимания тех, кто за ними охотился.