Книга Самурай из Киото - Михаил Белозеров

До животных оставалось не больше двадцати шагов. Промахнуться было трудно. Девятихвостая лиса-демон подпрыгивала и атаковала трехголового барсука-демона. Он же, фыркая и скалясь, заставлял ее пятиться. Рыжее пятно и белые отметины резко выделялись даже в сумерках.

Натабура собрался было выстрелить, как вдруг ясно различил, что вместо лисицы и барсука на тропинке кружат, приседая, кряжистые лохматые люди. Один из них действительно оказался рыжим, а у второго в волосах виднелась седая полоса. Рыжий, то ли шутя, то ли всерьез, нахраписто размахивал топором и отчаянно ругался, а седой, отступая, прятал за спиной кремневый нож. От неожиданности Натабура опустил ханкю и помотал головой. Быть такого не может – чтобы демоны превращались в людей!

– Пастухи… – паническим выдохнул Язаки, – бежим! – Но его ноги словно приросли к земле.

Действительно, это были красноглазые, мускулистые бородачи, походившие на эбису – горных дикарей с восточных островов Хоккайдо и Хонсю. Только те разрисовывали тела золой и не стригли волосы в течение всей жизни, заплетая косички. В отличие от эбису лесные пастухи не перевязывали и не заплетали волосы, и те торчали во все стороны, словно клочья соломы. К тому же на обоих поверх шкур были надеты накидки из травы, защищающие от снега и дождя.

Откуда ни возьмись появились козы, овцы, а следом вынырнули собаки величиной с медведя. Натабура с Язаки вовсе окаменели. Бежать было поздно, а обнажать кусанаги Натабура не решился, словно знал наперед, что все закончится благополучно. Морды у собак были красными, глаза, как и у их хозяев, налиты кровью, а шерсть свисала, как у мауси – горных токинов, до самой земли.

Но раздался свист, и собаки, не добежав трех шагов, нехотя остановились, выдирая лапами пучки травы и срывая с камней мох, уселись с обеих сторон тропинки, свесив языки, и стали внимательно Разглядывать незнакомцев, принимаясь ворчать при любом их движении.

Натабура тотчас сообразил, что это крылатые медвежьи тэнгу. Даже учитель Акинобу никогда не видел их, хотя в тайных китайских и корейских трактатах сообщалось, что тэнгу помогают хозяину избегать всевозможных опасностей и что это очень полезные и одновременно опасные животные, являющиеся проводниками в мир хонки – демонов и духов. И еще он понял, что они с Язаки находятся в ёми – Земле Желтого Источника, в которой благодаря живой воде люди обладают бессмертием, а у тэнгу отрастают крылья. Много легенд ходило о земле ёми, но никто никогда сюда не попадал. Так вот какая она, оказывается, с удивлением подумал Натабура и даже опустил лук. Но о ёми идет дурная слава – из нее не возвращаются ни живыми, ни мертвыми. Совсем не возвращаются.

– Я держу их! – крикнул кто-то позади и чуть-чуть сбоку.

Как Натабура и предполагал, собаки явились не одни. Если бы его не отвлекли тэнгу, он вовремя обнаружил бы малого, который прятался на бугре с противоположной стороны тропинки и целился в них из лука. Натабура даже успел заметить, что наконечник у стрелы из кости, хотя это служило слабым утешением, и медленно положил свой ханкю на тропу, не выпуская малого из поля зрения. В такой ситуации трудно было что-либо предпринять – разве что уловить момент выстрела. Но, кажется, у малого имелись другие планы, и он не собирался отпускать тетиву. Быть может, из-за того, что Натабура не выстрелил первым.

Седой был чуть-чуть повыше и помощнее рыжего. Подскочил и обнюхал Натабуру, приставив к его шее острый кремневый нож длиной не больше одного сун. Но-но… В нос Натабуры ударил запах крепкого звериного пота и неземного духа.

Когда Натабуре было семь лет, он нарушил запрет Акинобу, из любопытства вошел в Правый Черный Лабиринт Будды и попал в лапы не к веселым кабикам, а к кэри – прирожденным убийцам, которые устроили засаду в ожидании учителя Акинобу. Они пахли точно так же. Кэри приставили к шее Натабуры длинный стальной нож и заставили кричать в надежде, что теперь-то учитель Акинобу никуда не денется, потому что он любил Натабуру как сына и не мог оставить в беде. Кэри, который держал Натабуру, был землистого цвета, морщинистый, бугристый, с рожками, которые просвечивали сквозь редкие волосы. Остальные трое замерли по углам с мечами на изготовку. Но уловка не удалась. Прежде чем они сообразили что к чему, из-под невидимого потолка спланировала летучая мышь и рассекла кэри плечо. Нож выпал, а в следующее мгновение Натабура с учителем Акинобу стояли в храме, а демоны в отчаянии выли и стонали, не в силах проникнуть в светлый мир людей. Надо ли говорить, что летучей мышью был учитель Акинобу. После этого Натабура стал носить на второй фаланге среднего пальца правой руки – сухэ – кольцо, в котором в виде ленты было спрятано короткое лезвие. Смертоносное движение напоминало мазок кисточкой при написании иероглифа «пламя». В данный момент Натабура имел все шансы убить пастуха так быстро, что тот ничего не понял бы.

– Так это ж деревенские! – удивленно крикнул, оглянувшись на товарищей, седой. – Как они сюда попали?!

– Нас штормом выбросило… – миролюбиво пояснил Натабура, одновременно наслаждаясь своим скрытым превосходством – выхватить кусанаги было делом одного мгновения. Но именно этого он не сделает, пока нет смертельной опасности. А ее-то он сумеет распознать за доли мгновения.

– Правильно, был шторм! Дай!.. – потребовал пастух, показывая на волшебный годзуку.

То ли его остановил кётэ, то ли он удовлетворился годзукой, но седой тотчас спрятал за спину свой кремневый нож, малый опустил лук, а рыжий отступил в сторону, давая дорогу. Наивные – они видели только то, что видели.

– Топайте! – сказал рыжий, поигрывая топором. – Великий господин Духа воды – Удзи-но-0са искал каких-то беглецов. Не вы ли?

– Нет, – хладнокровно ответил Натабура, показывая на знак кётэ, – не мы…

Язаки от страха лязгнул зубами, но сообразил:

– Те в море уплыли…

Молодец, оценил Натабура.

– Действительно… – Седой уставился на Язаки, словно ожидая от него правды. – Вряд ли они были бы такими хлипкими.

Натабура сразу понял, что этот ёми наиболее опасен – кроме того, что глаза его еще больше налились кровью, в них поселилась угроза. В многочисленных путешествиях по стране с учителем Акинобу Натабуре приходилось сталкиваться с подобными людьми – все они были необузданными и импульсивными. Большая часть из них принадлежала к классу самураев на службе у господина, меньшая – к горным монахам и ронинам – самураям, потерявшим службу. Пастухи же всегда были покорны своему хозяину и самое большее, что имели, – это хорошую сучковатую дубину, а не лук и медный топор.

– А нам все равно! – отвлек ёми малый по имени Антоку, который ловко скатился с бугра и с любопытством принялся разглядывать Натабуру и Язаки. – Подойдут? – как бы между делом спросил он седого пастуха, которого, оказывается, звали Такаудзи.

Антоку Натабуре понравился. Был он года на два старше, с открытым, ясным взглядом, коренастого сложения, еще по-юношески гибкий, но в нем уже чувствовалась пробуждающаяся звериная сила, что давало преимущество в открытом бою, но лишало хитрости и маневра. И вдруг Натабура ясно и четко понял, что очень скоро убьет малого и что сделает это не по своей воле, а по стечению обстоятельств, которые в настоящий момент не проглядывались. Хотел ли он этого? Он не знал и испытал странную горечь от неизбежного. Он только чувствовал, что события сложатся именно подобным образом, а не иным. И изменить ничего нельзя, потому что даже если рассказать, что к чему и почему можно то, а это нельзя, пастухи все равно не поймут. Да и никто не поймет, даже он сам, Натабура, потому что все это лежало за гранью человеческого понимания, в зыбком мире предсказаний. А кто верит предсказаниям? Никто!