Книга Повести Ангрии - Шарлотта Бронте

Ревнивый взгляд герцога как будто силился проникнуть в ее мысли. Мина поняла, что недавние события не остались между нею и лордом Хартфордом, а еще — что его светлость взбешен и не намерен держать себя в руках. Она долго смотрела на него печально, испуганно, затем отвернулась и проговорила:

— Если ваша светлость на меня сердится, то мне незачем жить.

Появление слуг с обедом помешало ему дать ответ. Заняв место во главе стола, герцог обратился к стоящему рядом лакею:

— Передай миссис Ирвинг, что мистер Пакенхем был бы глубоко признателен за честь разделить с нею трапезу.

Лакей вышел и вернулся через пять минут.

— Миссис Ирвинг очень устала и не может принять любезное предложение мистера Пакенхема, но охотно присоединится к нему за чаем.

— Отлично, — сказал герцог, затем обернулся. — Где мисс Лори?

Мина собиралась выскользнуть из комнаты, но при звуке его голоса машинально остановилась.

— Я что, буду обедать в одиночестве? — вопросил Заморна.

— Ваша светлость желает, чтобы я присутствовала?

Вместо ответа он встал, отвел ее к столу и усадил на стул, затем сел сам. Лишь по окончании трапезы, когда скатерть убрали и слуги вышли, герцог, поднеся к губам единственный за вечер бокал шампанского, возобновил так неприятно начавшийся разговор.

— Иди сюда, голубушка, — сказал он, придвигая соседний стул ближе к себе.

Ни страх, ни какое иное чувство не понудило бы мисс Лори ослушаться его веления.

— Итак, — продолжал его светлость, наклоняясь к Мине и кладя руку ей на плечо. — Ты счастлива? Может быть, у тебя есть какое-нибудь заветное желание?

— Нет, милорд.

Она не лгала. Все, что могло сделать ее счастливой, было сейчас с нею. Просторная гостиная дышала покоем. Лампы горели, будто прислушиваясь. Огонь в камине не трещал и не вспыхивал, но озарял комнату ровным, не мерцающим светом. Рука Заморны лежала на плече Мины; она видела, слышала и ощущала только его. Все ее существо было наполнено блаженством.

— Моя Верность! — продолжал мелодичный голос. — Если хочешь о чем-нибудь меня попросить, проси сейчас. Я сама доброта, щедрость и уступчивость. Какое желание твое, царица Есфирь? оно будет удовлетворено; и какая просьба твоя? хотя бы до полуцарства, она будет исполнена.[7]

— Мне ничего не нужно, — прошептала мисс Лори. — Ничего, милорд. Какие у меня могут быть желания?

— Ничего?! — повторил герцог. — Никакой награды за десять лет самоотверженной любви? За те полгода, когда ты делила со мною тяготы изгнания? За ласковую ручку, которая разглаживала мне подушку на одре болезни, за нежные губки, что прикасались к воспаленному лбу, снимая жар своей росистой прохладой? За черные ирландские глаза, ночь за ночью неусыпно смотревшие на меня, покуда я метался в лихорадке? Надо ли говорить об участии и мужестве, которые ободряли меня в испытаниях, о коих известно лишь нам двоим? О том, как ты умирала от голода, Мина, и все же отдавала мне свой хлеб? А ведь и полутора лет не прошло! За все это и за многое другое — неужто никакой награды?

— Я получила награду, — сказала мисс Лори. — Сейчас она со мной.

— А что, если я придумал награду, достойную тебя? — продолжал герцог. — Ну-ка подними личико и слушай.

Она подняла глаза и тут же вновь опустила, не в силах выдержать его взор, горящий инфернальным огнем.

«Что он скажет?» — подумала мисс Лори и задрожала.

— Так вот, милая, — продолжал мучитель, привлекая ее ближе к себе. — Я дам тебе в награду мужа. Этот муж будет дворянин, и этот дворянин — лорд Хартфорд. А теперь, мадам, извольте встать, чтобы я на вас поглядел.

Он разжал руки, и мисс Лори вскочила, словно распрямившийся лук.

— Вашу светлость упредили! — воскликнула она. — Это предложение мне уже делали. Я слышала его от самого лорда Хартфорда три дня назад.

— И что вы ответили, мадам? Не юлите, уловки вам не помогут.

— Что я ответила? Заморна, не знаю. Какое это имеет значение? Вы наградили меня, милорд герцог, но я не снесу вашей награды. Мне дурно…

Она коротко всхлипнула, побледнела и рухнула на пол, головой к ногам герцога. Еще никогда в жизни Мина Лори не падала в обморок. Однако страшное напряжение, сковавшее все ее существо при словах повелителя, оказалось сильнее, чем крепкое здоровье. Она поверила, что он говорит искренне, что он ею прискучил, и не смогла этого вынести.

Полагаю, в первый миг Заморна испугался за Мину; во второй, почти не сомневаюсь, испытал глубокое облегчение. Меня упрекают в недостаточной к нему строгости, иначе дальше шло бы полстраницы справедливых обличений — столь же прочувствованных, сколь и заслуженных. Я же просто опишу его поведение, воздерживаясь от оценок и замечаний. Он взял со стола свечу и склонился над мисс Лори. Нет, она не разыграла обморок. Ее лицо было бело как мрамор и неподвижно как камень. Значит, она и впрямь любила его всем сердцем, и эта страсть не оставляла места даже для тени мысли о другом.

Не думай, читатель, будто Заморна и впрямь намеревался великодушно уступить Мину Лори Хартфорду. О нет, это было бы не в его характере: он всего лишь проверял чувство, в котором его давным-давно должны были убедить тысячи каждодневных доказательств. Покуда он смотрел, мисс Лори начала приходить в себя. Ее веки дрогнули. Большие темные глаза открылись и, встретив его взгляд, до краев наполнились скорбью. В них не было ни искры гнева, ни тени укоризны. И очи, и губы говорили одно: «Я не могу тебя покинуть».

Она с трудом поднялась. Герцог протянул руку, чтобы ей помочь, и поднес к ее губам почти не тронутый бокал с вином.

— Мина, — спросил он, — ты довольно оправилась, чтобы меня слышать?

— Да, милорд.

— Тогда слушай. Я охотнее отдал бы Хартфорду половину… нет, все мои владения, нежели мою Мину. Я просто тебя испытывал.

Мисс Лори подняла глаза и вздохнула, словно очнувшись от страшного сна, однако говорить по-прежнему не могла.

— Неужто, — продолжал герцог, — неужто я отдам свою первую любовь в чужие руки? Да я бы ее раньше убил! Я лучше уложу тебя в гроб, такую же мраморную и безжизненную, как сейчас, когда ты лежала у моих ног, чем — под угрозой, за мольбы или за деньги — уступлю другому один твой взгляд или одну улыбку твоих губ. Теперь я вижу, Мина, что ты меня любишь, ибо ты не могла бы разыграть это волнение. А потому я расскажу, как доказал вчера свою любовь. Хартфорд упомянул при мне твое имя, и я в отместку за богохульство послал ему пулю, так что сейчас он лежит в постели полуживой.

Мисс Лори содрогнулась. Однако так темны загадки человеческой души, так тесно спаяны в ней порок и добродетель, что, боюсь, это кровавое доказательство любви вызвало у Мины не столько ужас, сколько восторг. Она не сказала ни слова, ибо теперь Заморна вновь заключил ее в объятия. Его ласки, его вкрадчивые речи прогнали всякую другую мысль, все былые укоры стыда, все сомнения, усталость и сердечную боль мучительных ожиданий. Он назвал ее своей первой любовью, и теперь ей хотелось верить, что она не только первая, но и единственная. Не по-женски сильная духом, деятельная, самостоятельная и развитая во всех других отношениях, в этом смысле Мина Лори была слаба, как дитя. Она утратила себя. Всю ее жизнь поглотила жизнь другого человека.