Книга Завербованная смерть - Сергей Зверев

Гарсон удалился, а Оршанский стал внимательно прислушиваться к беседе, стараясь не пропустить ни одного слова. Сделать это в общем-то было нетрудно, так как шум в ресторане усиливался с каждой выпитой рюмкой, и беседы велись хоть и задушевные, но докричаться до соседа было не так уж и просто. Надо было сильно поднапрячь голосовые связки. Троице это вполне удавалось, да и сидели они всего в каком-то метре от журналиста, так что напрягаться ему особенно не приходилось.

– Слушай, Костя, а давай мы твоей медведице напоследок праздник устроим: купим ей бутылочку водки, салатика местного из лопухов… – Жозеффи уже изрядно накачался местным вином, которое, как известно, пьется как сок, а действует как коньяк. – Помню, один дрессировщик собачек своих напоил…

– Убью на месте, – неожиданно злобно прорычал Заметалин, прервав истерический смех Изольды. – И думать не могите. Даже приближаться к медведю с запахом алкоголя. Это, считай, смерть. Как-то в цирке на Цветном то ли униформист, то ли сторож какой пригласил на ночь своих подружек, – зловещим голосом начал свое повествование укротитель, – ну, выпили, как водится, и этот болван решил выпендриться, показать, какой он крутой дрессировщик. В общем, полез в клетку к медведю. И не просто к медведю, а к такому, за которым ухаживал, когда тот был еще медвежонком. Говорят, что униформист этот был для медведя чем-то вроде папы и мамы. Это когда тот был трезвый. А пьяного мишка разодрал мгновенно, а вместе с ним и подруг, от которых тоже разило алкоголем.

– Так мы ж в клетку не полезем, – сопротивлялся иллюзионист, которому, видимо, очень понравилась идея праздничного ужина для мишки, – мы можем ему все это на лопате сунуть.

– Все, хватит об этом, – отрезал Заметалин, – мне, конечно, нравятся твои грандиозные планы и твоя забота об Антоне Павловиче, но одно дело – пьяные собачки, и совсем другое – пьяный грузовик. И фантазии в голове у захмелевшего медведя куда больше, чем в твоей. Уж поверь мне на слово.

– Послушайте, мальчики, – послышался капризный голосок Изольды, – ну что вы все о работе и о работе? Нашли время. И, главное, место, – справедливо заметила она. – Пойдемте лучше потанцуем. Вольдемар, ты меня пригласишь?

Иллюзионист нехотя глянул на свою ассистентку, зато с готовностью поднялся Заметалин. Вот с кем с кем, а с ним танцевать Изольде хотелось меньше всего. От неприятной ситуации ее спас звонок на мобильный телефон. Звонила мама.

– Извините, Константин, как-нибудь в другой раз. – Она категорично выставила вперед ладонь и отошла чуть подальше от столика и громыхающего оркестра.

Отделавшись от родительницы короткими «нет», «да», «все хорошо», «устроилась прекрасно» и «кормят замечательно», Изольда сунула телефон в сумочку и, глянув на покинутый столик, увидела, что дрессировщик склонился поближе к Жозеффи и по-заговорщицки что-то ему шепчет. Секретностью, впрочем, здесь и не пахло. Мужчины сидели друг против друга, небольшой наклон над столом не слишком их сблизил, и чтобы расслышать собеседника, им приходилось говорить настолько громко, что в паузах музыкальных гоцаний Изольда вполне отчетливо различала обрывки фраз.

– …в этом ресторане попробовать? – это ее патрон Жозеффи.

– …не договаривались… – пренеприятный тип Заметалин, – …я за твои деньги покупаю и перевожу… не мое дело…

– …все время я? – От возмущения Вольдемар даже обронил бокал. Правда, пустой.

– …что ты – обаятельный…

В душе Изольды снова заерзал червячок сомнений: речь явно не о шампанском. И не о медведице – уж ее-то не надо было закупать и перевозить. Тогда о чем? Непонятные полунамеки и тайные перешептывания мужчин немного беспокоили ассистентку иллюзиониста, но захмелевшая голова соображала медленно, мысли то и дело петляли, перескакивая, словно белка, с одного на другое, а торчать в нескольких метрах от столика и открыто пялиться на собеседников было нетактично. Утро вечера мудренее, решила Изольда и вернулась в компанию уже изрядно подвыпивших мужчин.

Глава 11

Оставшись в одиночестве, Александр не долго переживал свою неудачу. Покорить в первый же вечер женщину, сверх всякой меры избалованную мужским вниманием, – дело весьма непростое, и кавалерийским наскоком такую задачу не решить. Тут, и Оршанский это прекрасно понимал, потребуется длительная, хорошо продуманная осада. Другой вопрос – будет ли у него для этого время? Он ведь, в конце концов, не на отдых сюда приехал, а на работу, с которой, между прочим, его могут отозвать в любое время. В его командировочном удостоверении срок пребывания указан не был.

А спустя всего каких-то пять минут после ухода Вероники Александр и вовсе почувствовал себя почти счастливым человеком. Баланс был явно в его пользу.

Первое: идти в ресторан, чтобы там битых два часа читать стихи, угождать, восхвалять и, вообще, извиваться, будто угорь на сковородке, и все это только для того, чтобы надеяться, что в очень отдаленной перспективе он получит свои пятнадцать минут удовольствия… Второе: Оршанский не мог припомнить, когда ему удавалось вот так посидеть вечером, одному, в ресторане, в свое удовольствие… Просто заскочить для того, чтобы на скорую руку пообедать – это одно. Банкеты, свадьбы-юбилеи, друзья-подруги – это другое. А вот так – молча, без натужных тостов, шуток и речей, без перекура после третьей, без пошлых анекдотов – после пятой, а тихо, в свое удовольствие, в отдельной кабинке – это совсем другая песня. И третьим, что согревало душу журналиста, словно терпкая «Коммандора», было то обстоятельство, что, послушав достаточно разговоров троицы за стеной, Александр сделал вывод, что из всех артистов, с кем он уже имел честь столкнуться в той или иной мере, к этой троице стоило присмотреться особо. И сделать это можно было только через Изольду.

Дрессировщик, собственно, как и Оршанский, был бы не прочь перевести свои отношения с прекрасной блондинкой в более интимную плоскость. Изольда же, в свою очередь, относится к Косте-укротителю со скрытой неприязнью, влюбленно, с юношеским благоговением, смотрит в рот своему Жозеффи, получая в ответ лишь слабые знаки расположения. Одним словом, вклиниться в этот классический треугольник ему, матерому женскодаву, будет не так уж и сложно: поддакнуть, похвалить, где-то позволить поплакаться в жилетку, вовремя шепнуть ласковое ободряющее слово… Этой техникой Александр владел в совершенстве. А уж через девушку надо будет выходить на этих подозрительных типов. С такими руками и аппаратурой, как у этого иллюзиониста, не только любой секрет через границу перетащишь, а и небольшую ракету запросто спрятать можно.

Однако возвращаться назад Оршанский не спешил, справедливо рассудив, что окончательные выяснения отношений у подвыпившей сегодня троицы еще впереди. Кто с кем разделит ложе, если такое вдруг произойдет, а кто будет окончательно отвергнут навсегда – этот вопрос еще предстояло узнать. Поэтому расставаться с троицей Александр не спешил и, дождавшись, когда его соседи за ширмой наконец напились-наелись, двинулся за ними, стараясь оставаться незамеченным. Сделать это было легко. Несмотря на довольно поздний час, на ночной прохладный променад вывалила довольно густая толпа народа, в том числе и не совсем трезвого. По улицам от одного ресторана до другого перекатывалась многоязыкая разноголосица, мелькали японцы, арабы, редкая темнокожая братия, проститутки всех мастей и полов. Туристы знакомились, цокали языком, общались, зачастую применяя только один известный всем язык – размахивание руками, фотографировались, отпугивая ночных обитателей неба яркими всполохами фотовспышек. Молодые парочки стыдливо уединялись в почти черную тень маслин и цитрусовых деревьев, пожилые англичанки бодро отплясывали феерический танец прямо под окнами какого-то ресторанчика, а шебутные славяне громко и совершенно не стесняясь в выражениях подыскивали новые словосочетания, чтобы наиболее красочно описать прелести этого прекрасного средиземноморского курорта.