Книга Орфей и Ника - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Душу думаете спасти? – Сорок Третий запахнул халат и бросил взгляд на темные кроны деревьев. – Не поздно ли, гражданин майор?
– Даже если поздно, – Пустельга затоптал окурок и решительно бросил: Пошли!
Сергея вызвали следующим вечером. Вновь большая темная машина с занавешенными окнами, пустой подземный гараж… И комната была той же, даже стулья стояли точь в точь, как несколько дней назад.
– Присаживайтесь… – Иванов, как и прежде, был в широком плаще, и у Пустельги вновь мелькнула нелепая догадка, что под глубоко надвинутым капюшоном нет ничего – лишь черная пустота. – Разрешите доложить, товарищ Иванов?
Сергей был готов к разговору. Следовало говорить спокойно и только о деле, не отвлекаясь и не волнуясь: товарищ Иванов не должен ничего заметить. В конце концов, он, майор Павленко, выполнил задание.
– Прошу вас… Итак, ваше мнение?
– У заключенного Орловского – полная амнезия. Он забыл все, связанное с ним лично. Остались знания некоторых языков, фактов, но ни дхарского, ни чего-либо связанного с дхарами, он не помнит. В том числе и заклинаний.
– Так…
Наступило молчание. В темноте силуэт Иванова начал расплываться, гаснуть, и Сергея внезапно охватил страх. Кто этот человек? Почему он не решается открыть лицо? Если он прячется в темноте, значит Пустельга видел его раньше, иначе к чему маскарад? А если дело действительно столь секретно, то что сделают с ним, увидевшим и узнавшим?
– Не волнуйтесь…
– Тихий голос заставил вздрогнуть. Иванов почувствовал! Да, от такого не спрячешься…
– Все еще не верите мне, Сергей Павлович? Вас смущает этот антураж?
– Нет, – выдавил из себя Пустельга. – То есть… не совсем…
– Представьте себе, что я действую так по приказу, о причинах которого и сам не особо извещен. Примите это как рабочую гипотезу… Я не обманывал вас и не обманываю теперь. Насколько я понял, вы уже успели узнать о болезни Воронина?
– Да… – лгать не имело смысла.
– Кстати, мы не подслушивали. Просто Виталий Дмитриевич не умеет хранить тайны… Что он сказал о вас лично?
– Что у меня болезнь протекает в легкой форме. И что есть легенда… – О потерянной душе? – в голосе Иванова мелькнула ирония. – Глас народа, как известно, – глас Божий… К сожалению, вынужден кое-что добавить: не о душе, тут я не специалист, а про вас лично. Легкая форма болезни Воронина заканчивается тем же, что и тяжелая. И примерно в те же сроки.
Вновь вернулся страх, а вместе со страхом – холод. Вот и все… Его даже не поставят к стенке. Зачем? Стоит лишь немного подождать – месяц, полгода, много – год…
– А теперь слушайте внимательно, – голос стал внезапно совсем иным низким, повелительным, властным. – Слушайте, внимательно, Сергей Павлович, ибо от этого зависит ваша жизнь…
Пустельга замер. Мысли исчезли, остались лишь тревога и надежда, хотя, казалось бы, надеяться не на что…
– То, что сейчас называют болезнью Воронина, не лечится современной наукой. Но раньше ее лечили. Это были редкие случаи, может один в столетие, – но были. Подробности вам не нужны, достаточно знать, что это в принципе возможно…
Пустельга вслушивался в каждое слово. Неужели, правда? Или его хотят поманить надеждой – и бросить умирать? Но зачем Иванову лгать, ведь Сергей и так полностью в его власти!
– Да, это возможно, но для излечения требуется очень многое… Вам следует запомнить: вас спасут в том случае, если смогут вылечить вашего нового знакомого – гражданина Орловского. Вы поняли? Спасут его – спасут и вас!
– Понял… – в голове все смешалось, секунды текли, а Сергей никак не мог опомниться: – Но… Товарищ Иванов, заключенный Орловский не болен…
– Он болен, Сергей Павлович. И ваши случаи очень сходны – может, вы уже успели заметить. Поэтому я предлагаю следующее: вы поможете вернуть память Юрию Орловскому. Я помогу вам выздороветь. Но помните: все приказы должны выполняться быстро, точно и без рассуждений. Если это вас устраивает…
Устраивает ли это его? Ему предлагали жизнь, какие еще могли быть сомнения! Но Сергей вспомнил странные слова несчастного человечка, отзывающегося на «номер Тридцать Первый». «Это не вы потеряли души, это я продал свою…» А что предлагают сейчас ему, Сергею Пустельге? Но ведь выбора нет! В крайнем случае Иванов найдет себе другого!
– Я согласен! – майор вздохнул и повторил: – Я согласен, товарищ Иванов. Что мне нужно делать?
– Для начала, успокоиться, – голос вновь стал прежним – мягким и добродушным. – Вернетесь в больницу, за вами будут присматривать, подлечитесь… А заодно начнете работу… Кстати, может, нам придется побеседовать с вашим лечащим врачом.
– С Любовью Леонтьевной? – Пустельга вспомнил все слышанное об этой девушке. Значит, зэк не ошибся! Но в чем провинилась длинноносая?
– Именно с ней. На редкость смелая девица! Смелая – но совершенно неопытная. Вы еще не сталкивались с тускульской разведкой?
– Нет! – странное название ни о чем не говорило. – Может, раньше…
– Раньше агентов Богораза у нас не было. Неплохо работают! Надо будет спросить, кто ее устроил в эту больницу. И не только это…
Сердце сжалось. Неужели девушку схватят, бросят в подвал, а он, тот, кого она пыталась лечить, будет ассистировать при допросе! Но если она шпионка… Все равно – пусть уходит, скроется где-нибудь далеко… Сорок Третий должен успеть! Он ведь умный, этот зэк, помнящий оды Горация…
– Но это к слову… Главное ваше задание будет иным, хотя тоже связанным с некой дамой. Завтра вам предоставят все материалы, которые удалось собрать по поводу одной особы. Задача – завербовать, причем надежно, чтобы не было никаких сюрпризов. Эта дама должна помочь нам вернуть память гражданину Орловскому.
– Она – врач?
– Да, она училась в медицинском, но интересна вовсе не этим. Не спешите, Сергей Павлович, все узнаете в свой черед. Пока же запоминайте: ее зовут Виктория Николаевна. Виктория Николаевна Артамонова…
Первый выстрел ударил неожиданно. Тут же ответило эхо: каменные своды ущелья многократно усилили сухой треск карабина, и через секунду вокруг уже грохотало вовсю. Новые выстрелы рождали ответный гром, ущелье наполнилось гулом, слышным, наверно, за много километров вокруг. В ушах стоял звон, приходилось открывать рот, чтобы не оглохнуть окончательно, старый способ, известный еще во времена первых бомбардировок.
Чиф сидел, прижавшись спиной к огромному сырому валуну, в который раз чувствуя себя ненужным и бесполезным. Так было каждый раз, когда бой начинался внезапно. В теории все казалось понятным: фронт, тыл, огневое прикрытие, атака, но как только начинали сухо бить винтовки, Чиф терялся. Страха не было, напротив, Косухин-младший рвался вперед, в самое пекло, но часто не мог даже понять, где это самое «пекло» находится. Вот и сейчас грохот доносился со всех сторон, и единственное что приходило в голову, это нелепая мысль о круговой обороне. Впрочем, бойцы отряда не подозревали о сумбуре, творившемся в голове Чифа. Они делали свое дело – неторопливо, сноровисто, как и полагается отборным разведчикам из Особого района. Краем глаза Чиф заметил, что за соседними камнями заняли позицию пулеметчики, дальше залегли бойцы передового охранения – все шло как полагается, ни грохот, ни разрывы гранат не смущали красноармейцев, каждый из которых был моложе Косухина на год, а то и на два-три. Немного успокоившись, Чиф понял, что никто из его отряда не стреляет, бой вел кто-то другой, причем неблизко – на противоположной стороне ущелья.
