Книга Дневник попаданца - Иван Киселев

и раздвинул прутья, входя внутрь камеры.

Командир повысил голос. Он звучал так, словно пытался спасти себя от чего-то неминуемого. Как если-бы в камеру зашёл демон или зверь, а он старался отогнать его. Что-то прокричав, будто бы приводя свой последний аргумент, он не останавливаясь, что-бы вдохнуть, спросил что-то ещё.

Рыцарь ничего не отвечая подошёл ближе. Его лицо было всё еще спокойным, или скорее безэмоциональным. Рыцарь продолжал смотреть на растерянное лицо командира, что всё еще пытался как-то остановить рыцаря словами. Командир выглядел как забитый в угол своей клетки кролик, к которому потихоньку двигается острый нож.

Рыцарь уже был в метре от него. Командир, в своей последней отчаянной попытке остановить рыцаря, вновь что-то выкрикнул размахивая руками. Когда же он подошёл почти вплотную, лицо командира изменилось, так - словно наступил час суда. Он глубоко дышал и широко смотрел. Он был напряжен до предела и казалось, что сейчас он будет бороться за жизнь или пытаться выбраться. Однако он просто завороженным взглядом неустанно сверлил чёрные глаза рыцаря.

Рыцарь что-то сказал. Щека командира дёрнулась и не более. Будто бы оно застыло, словно парализованное. Рыцарь схватил командира за голову, обхватывая пальцами затылок и виски. В воздухе повис запах палённых волос. Командир завопил, но не попытался вырваться. Пламя неестественным образом, словно жидкость, стекало на лицо командира. Рыцарь отпустил его голову и отошёл.

Командир, вопя от боли пытался убрать это пламя ладонями, однако чем сильнее он пытался избавиться от него, тем сильнее оно распределялось по лицу, включая ладони. Поняв, что так он вредит лишь себе, он пытался дотянуться до простыни на койке. Его охваченные пламенем руки дрожали и на глазах плавились, а тело билось в судорогах от боли. Он не переставал кричать, однако его крик слабел с каждой секундой.

Со временем, крики уподобились плачу младенца с шипением закипающей крови. Но что ещё сильнее ввергало меня в ужас, так это спокойное выражения лица рыцаря. Создавалось впечатление, что сделанное и увиденное им зрелище нисколько не поразило и не удовлетворило его. Словно не сделал бы этого, ничего бы для него не изменилось.

Командир вскоре затих. Осталось лишь шипение от догорающего лица, покрытого до неузнаваемости ожогами, как если бы у него не было кожи. Он умер, почти дотянувшись до простыни. Она загорелась и пламя охватило всю койку. Запах стоял отвратительный, удушливый. От него даже глаза слезились.

Я затих.

Рыцарь вышел из камеры проследовав к лестнице. Мне не хотелось шуметь или как-либо еще привлекать его внимание. Я забился в угол, подсматривая за ним из под плаща. Однако он всё же обратил на меня внимание, подойдя к клетке. Сердце ёкнуло. Дыхание стало прерывистом.

Его взгляд пронизывал меня. Тело немело от испуга. Наши взгляды сошлись. Я, то ли от нервов, то ли из-за дыма, заполнивший этаж, начал кашлять. Он улыбнулся и прислонил руки к прутьям решетки, нагревая их. С шипением, те начали потихоньку краснеть. Я смотрел на него с ужасом, гадая о его целях. Он вряд ли знал меня, но этому пироманьяку скорее всего много причин и не надо. Он ведь, наверное, тоже в культе. Сожжёт меня ради своих абстрактных целей и глазом не поведет.

Прутья раздвинулись. Шаг за шагом приближался ко мне. Тут я помянул всех богов, что знал; трижды проклял того ублюдка, что затащил меня сюда; и лишь один раз подумал как избежать смерти.

Если кину на него простыню, он рефлекторно закроется рукой, чем сожжёт её. Когда она загорится, я могу успеть выбраться и выбежать на лестницу. В этот момент надо быть особенно аккуратным ведь...

Рыцарь уже стоял надо мной, но его лицо не было враждебным. Оно было всё таким же спокойным, что впрочем всё еще пугало. Единственным знаком добрых намерений было потухшее пламя на руках. Значит не собирается сжигать.

Я облегченно выдохнул, но всё еще был настороже. Мне неизвестны его мотивы, как и причины по которым он убил командира. Возможно он и не желает мне смерти, но нужно быть осторожным.

Тем временем, он просто смотрел на меня, или скорее осматривал. Вскоре, он протянул мне руку. Не зная, что делать, я схватил её, она была горячей как чайник, что недавно вскипятил воду. Я попытался отдернуть ладонь, однако после тот резко поднял меня на ноги. Едкая боль пронзила мою ладонь. Я вдохнул воздух через зубы и помахал ей, что-бы чуть поубавить боль и остудить. Рыцарь косо посмотрел на меня, однако потом улыбнулся и быстрым шагом покинул камеру, спускаясь вниз по лестнице.

Я же некоторое время стоял на месте прислушиваясь к звукам из окна. Звон бьющихся друг о друга мечей и свист. Крики, много криков. Все они были разные: кто-то кричал от боли, также, как наш командир; кто-то криком раздавал команды; кто-то что-то скандировал, из раза в раз повторяя одну и ту же фразу. Стало ясно, что около тюрьмы творится неладное. Небось кто-то штурмует её? Культисты?

Не успел я придумать теорию, как со стороны лестницы послышались удары мечей и вопли. Кажется, на Рыцаря вышли стражники и он явно не собирается их щадить. Впрочем, сейчас мне не было дело до судьбы стражи или рыцаря. Нужно выбираться отсюда как можно скорее. Я не знаю, какой меня мог ждать приговор. Но знаю точно, что не сильно хочу мотать здесь срок. Сейчас каждая секунда дорога. Только жаль у меня нет плана побега.

Я могу выбраться из тюрьмы, однако - что будет дальше? Бежать из города? Но как пройти стражу? Хватит ли им моего нынешнего капитала? Стоп, а ведь мой капитал - где он? Здесь же должен быть какой-то склад? Мне определенно нужно забрать свои вещи иначе - пиши пропало.

Выбравшись из своей камеры по раздвинутым прутьями, я двинулся вслед за Рыцарем. Не знаю за что его посадили. Да и значения это сейчас не имеет. Мы в одной лодке и врагом он меня не считает. Главное, что он может знать где лежат вещи заключенных, включая мой меч. Но самое главное - он может расчистить дорогу от стражи.

Рискнуть стоит. Я выбежал к лестнице.

По пути вниз, мне заметил два трупа стражников на одной из площадок ветвистой лестницы. Их лица были также обезображены, как и лицо командира. Я ткнул доспех одного из них пальцем и сразу же убрал его - горячий до ужаса - с них ничего не взять.

Продолжив спуск,