Книга Бригадир - Алексей Викторович Вязовский

них прикрикнуть. Я сунул пистолет в карман и уставил ствол на них. Ткань куртки туго натянулась, а незадачливые грабители смотрели на меня, судорожно сглатывая слюну. Карман — плохая защита от пули.

— Милиция! — закудахтала старушка, сидевшая до этого на ближней лавке в вагоне. Всей картины она не видела, но то, что в тамбуре случилась драка, поняла сразу. Тут ведь и дурак догадается. А теперь бабка стояла у дверей и грозила нам клюкой через стекло.

— Да мы шутили, бабуль! — улыбнулся я ей от всей души. — Товарищи мне приемы из кино показать хотели. С этим, как его… — как назло, я не мог вспомнить ни одного любителя дрыгать ногами на камеру.

— С Ван Даммом! — охотно поддержал вранье дрыщ, который с ужасом смотрел на мою правую руку. Явно начинающий. А вот «бык» нет, тот уже ворочался, примериваясь, как броситься на меня половчее. Крепкий, гад!

— Хулиганы! Совсем распоясались! — бабка недовольно поджала губы и ушла в другой конец вагона.

— Итак, — я руку из кармана не вынимал, но ствол смотрел прямо на незадачливых грабителей. — Вы попутали, черти. Вы это уже поняли? Смотрящий в курсе ваших тут дел? В общак отстегиваете?

Парни погрустнели.

— А ты что, смотрящего знаешь? — «разведчик» отполз к выходной двери.

— Лобненского? — усмехнулся я. — Хмурого? Конечно, знаю. Так хорошо знаю, как вам никогда не узнать. Дела общие делали.

— Братан, с нас подгон! — попытался улыбнуться здоровый. — Обознались!

— Само собой, — серьезно кивнул я. — Но пока мы с вами не закончили, ответь мне на один вопрос. Откуда волына? ТТ — нечастая штука в наших краях.

— Из Новороссийска, — неохотно ответил «бык». — Копаный. Там, если у знающих людей поспрашивать, много чего есть. Станичники и пулеметы на чердаках прятали после войны. У меня отец оттуда. Все детство в войнушку с настоящим парабеллумом играл.

— Понятно, — задумчиво ответил я. — Ну что же, теперь приступим к наказанию. Поскольку я только что откинулся, то дам вам выбор. Я сегодня добрый. Первое, я каждому влеплю по пуле в колено, и мы в расчете.

— Или? — с надеждой посмотрели на меня грабители.

— Или вы сейчас выворачиваете карманы, — любезно продолжил я и показал на заплеванный пол, — и все, что там есть, кладете вот сюда.

Передо мной выросла кучка из грязного носового платка, двух тощих портмоне, еще одной выкидухи, двух ключей, расчески и железнодорожного ключа-треугольника. А мальчишки-то часто тут промышляли! Подготовленные.

— Догола раздеваетесь! — прикрикнул я и повел стволом. — Вещи складываете, потом отжимаете двери, и как электричка начнет тормозить, прыгаете сами. Фирштейн?

— Братан! — жалобно посмотрел на меня бык. — Не нужно, братан! Подгон царский сделаем. Не правы были, признали ведь уже!

— Пошел! — резко сказал я и шевельнул стволом. Видимо, они что-то такое прочитали в моих глазах, потому что вещи полетели на пол. Потом два голых гопстопщика отжали двери, бычара перекрестился, кинул на меня злой взгляд и прыгнул первым. За ним сиганул «дрыщ».

Приземлились вполне удачно, вон как резво бегут по снегу. Только «разведчик» хромает на правую ногу — шило я ему воткнул от души. Машут мне кулачками, как бы намекая на желательность будущей встречи. Я вздохнул, зашел в соседний тамбур, собрал вещи и выбросил их в открытую дверь. Отморозят парни себе все, что можно, и заедут в больничку…

Потом я надел пуховик, собрал деньги из бумажников. Почти двести рублей, неплохо. Выщелкнул магазин из ТТ, посмотрел сколько патронов. Полна коробочка — 8 штук.

Я перешел в соседний вагон, а потом — в следующий. Надо валить! Как только выйду на станции, бегом со всех ног! Хоть бы со стволом не повязали! Кто знает, сколько трупов на нем висит… Это мысль меня слегка обеспокоила. Выцыганить, что ли, на станции лист бумаги и написать заявление в ментовку? Одно время это работало. Так мол и так, в вагоне такой-то электричке нашел пистолет, несу сдавать. Да не поверят мне мусора. Скажут: только с зоны откинулся, а уже со стволом рассекает. Ходячая «палка» в отчетность, спасибо, что сам пришел.

Так ничего и не решив, я дождался остановки поезда и первым вышел на перрон родимой станции Лобня.

* * *

Дом, милый дом! Так писали в мультике про паскудную мышь и несчастного кота, который нам показывали в ленинской комнате. Издевались над нами так. Двухэтажная халупа, стоявшая на улице 40 лет Октября, одной из тысяч улиц с таким названием. Их клепали к каждому юбилею революции, и ведь не удивлял никого беспредельный идиотизм этой ситуации. Дом, в котором я жил, если и не был ровесником того славного события, то уж войну точно застал весьма неновым. Старый, дряхлый… Два этажа, выложенные из шлакоблока с деревянными перекрытиями, полные клопов и тараканов.

Я поднялся по скрипучей лестнице и сунул ключ в раздолбанный замок. Он поломался для вида, но пропустил меня в юдоль, где я провел свое счастливое детство. В нашей квартире было три комнаты. Если считать от туалета, то в первой жили мы с мамой, а во второй жила Зойка с мужем и двумя детьми.

Зойка была мечтой моего детства, обладательницей сисек пятого размера и влажных коровьих глаз. Ее считали самой красивой девчонкой на районе. Она была года на четыре старше, и меня, сопляка, в упор не замечала. Уже в шестнадцать Зойка встречалась с Витьком из соседнего подъезда, честно дождалась его из армии, и как писала мне мама, родила ему двоих детей-погодков. Она работала медсестрой, он — водителем автобуса. Мужичок, само собой, побухивал после смены и сбегал от нее в гараж, где надрачивал свою копейку, вылизывая ее с остервенением мартовского кота. А она брала дополнительные смены, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Обычная судьба обычной советской семьи. Имя им легион.

А еще в нашей квартире, через комнату, обретался дядя Боря. Тощий, татуированный тип в майке-алкоголичке, который превратил существование моей