Книга Забытые войны России - Алексей Николаевич Волынец

Город русской морской славы возникнет в ходе бескровного, но чрезвычайно напряжённого противостояния суворовской пехоты с турецким флотом.

Османские эскадры в те годы хрупкого мира самим фактом своего нахождения у берегов Тавриды оказывали совсем нежелательное для России воздействие на внутреннюю политику «независимого» Крымского ханства. Россия же в Черноморье на тот момент ещё не имела серьёзных морских сил, их лишь предстояло создать.

При этом в 1778–1779 годах Суворову, располагавшему лишь ограниченными силами пехоты и конницы, предстояло не просто помешать турецкому флоту, как говорил сам генерал, «втесниться в Крым», но и отогнать его подальше. И желательно – крайне желательно! – это было сделать без выстрелов, не втягивая Россию в очередную большую и изнурительную войну.

Суворов блестяще решил эту, казалось бы, неразрешимую военно-дипломатическую задачу. Под предлогом карантина от вспыхнувшей в Азии чумы он закрыл все крымские порты. Попытки же турок самочинно высадиться на берег Суворов останавливал стремительными манёврами своей немногочисленной артиллерии.

Так, в ночь на 15 июня 1778 года турецкая эскадра вошла в Ахтиарскую бухту. Но с утра, когда рассвело, турецкий адмирал Хаджи-Мегмет обнаружил на ещё вчера пустынных берегах (теперь на них и располагается город Севастополь) возведенные за считаные часы русские батареи. Как писал в рапорте Суворов: «По три батальона дружественно расположились с обеих сторон Ахтиарской гавани с приличной артиллерией…»

«Дружественно расположились…» – полководец обладал метким и едким чувством юмора. При этом всю переписку с турецким адмиралом Суворов вёл именно в «дружеском», самом любезном и дипломатичном стиле. Писал, что рад бы в условиях мира пустить турок на крымский берег набрать свежей воды и «прогуляться», но никак не может из-за карантина. В итоге турецкий флот, испытывая нехватку воды и наблюдая умело расставленные русские пушки, оставил попытки «втесниться в Крым», ушёл от его берегов, что немедленно сказалось на внутренней политике полуострова, заставив утихнуть всех мечтавших о реванше и антироссийском мятеже с турецкой помощью.

При этом и угроза чумы, умело использованная политиком Суворовым, не была в те дни иллюзорной. Великий полководец потому и стал великим, что умел вникать в самые мелочи жизни и быта. В Крыму солдаты Суворова чистили туалеты и конюшни, ремонтировали колодцы и бани – проводили все гигиенические мероприятия, которые были возможны в ту эпоху как профилактические меры от эпидемий.

В итоге от чумы спаслись, но местные христиане писали доносы на Суворова, что он «обасурманился» и ввёл регулярные омовения, подобные исламским. Местные же мусульмане жаловались, что русский полководец демонстративно поёт в церковном хоре и слишком часто звонит в колокола. Судьба непредвзятого политика всегда сопровождается такими уколами со всех сторон. При этом от крымской эпопеи великого полководца остались и его многочисленные приказы солдатам: «Соблюдать полную дружбу и утверждать обоюдное согласие между россиян и разных званиев местных обывателей… Земские залоги (т. е. местные законы и обычаи. – Примеч. А. В.) свято почитать, равно российским».

Измена в семейном тылу

Как видно на примере Крыма, Суворов умел не только ходить в лобовые и фланговые атаки со штыком наперевес. Именно искусные действия великого полководца во многом подготовили присоединение полуострова и ханства к России без единого выстрела.

Впрочем, одно тяжёлое поражение в своей жизни военный гений потерпел как раз в годы бескровной борьбы за Тавриду. Супруга Суворова, княжна Варвара Ивановна – она была знатнее мужа, наследница князей Прозоровских и Голицыных! – пыталась разделять его тяготы, но Крым в ту эпоху был далеко не курортным. Проболев несколько месяцев, потеряв младенца, «Варюта», как в письмах Суворов называл любимую, удалилась в родительское имение под Полтавой.

Супруги не виделись зачастую по полгода. Суворов был занят тяжким трудом военного, сражающегося без атак и выстрелов. Для политических баталий во всё ещё «независимом» ханстве выдержки и мужества требовалось никак не меньше, чем в открытом бою. Летом 1779 года, ненадолго вырвавшись из Крыма, полководец помчался к супруге и… стал героем анекдотов самого пошлого стиля, когда муж неожиданно возвращается домой и застаёт в постели жены другого.

Для Суворова то был страшный удар, полководец разом потерял присущее ему в боях и политике хладнокровие. Он скандалил, жаловался, метался, официально подал на развод – в ту религиозную эпоху жест почти небывалый, а в глазах общества XVIII века скандальный даже более чем супружеский адюльтер. Неуживчивый герой сражений – его и так многие недолюбливали за прямоту и резкость – стал посмешищем в глазах любящего злословить «высшего света».

Спасать достоинство и честь полководца пришлось самой императрице. Екатерина II не только лично наградила его за политические успехи в Крыму (на аудиенции царица сняла со своего платья бриллиантовую звезду ордена Святого Александра Невского и приколола её на грудь Суворова), не только приняла участие в судьбе единственной дочери полководца («Суворочку» зачислили в Смольный, знаменитый институт благородных девиц), но и настояла на примирении супругов. Генерал жену простил, однако психика его надломилась. Именно с тех пор Суворов и стал эксцентричным шутником, порою почти юродивым, каким его и запомнили современники.

Ставшие легендарными чудачества отнюдь не мешали Суворову побеждать, лишь ярче оттеняя его полководческий талант, всё более расцветавший и поражавший не только Россию, но всю Европу и большую часть Азии. Гениальный чудак – то была приросшая к лицу защитная маска, спасавшая от нелюбимого им «высшего света».

Кажется, от поражения на личном фронте великий полководец не оправился до конца жизни. И лишь вне семейного очага, на поле брани до самого исхода земного бытия Суворов оставался непобедим.

Глава 7. Взятие русскими «Шведской крепости»

Психологическая война начала XIX века

Швеция владела многими землями Финляндии почти семь веков. После неудачной для Стокгольма Северной войны и множества поражений от Петра I короли Швеции озаботились укреплением своих финских владений. В 1748 году для защиты Гельсингфорса (ныне Хельсинки) на семи скалистых островах, так называемых «Волчьих шхерах», была построена мощная крепость, названная без затей Sveaborg – то есть «Шведская крепость». Её мощные каменные укрепления на скалах строились почти сорок лет.

Во время начавшейся в 1808 году русско-шведской войны крепость Свеаборг должна была сыграть стратегическую роль – по замыслу Стокгольма, шведские полки отступали на запад Финляндии, а мощная крепость Свеаборга должна была, оставшись в русском тылу, отвлекать наши силы и способствовать разворачиванию партизанской войны финнов против русских войск.

Наша армия осадила Свеаборг 14 марта 1808 года. «Шведская крепость» в Хельсинки, действительно, была крепким орешком – почти 8 тысяч человек гарнизона при 2 тысячах пушек на скалах и мощных бастионах. Осада такой крепости могла