Книга Восточный фронт адмирала Колчака - Сергей Владимирович Волков

первой гряды Урала, был организован частный контрудар, не давший результата. Волжская группа шла южнее железной дороги, задерживаясь при всякой возможности. Местами она имела большие потери. Кажется, в районе Сатки бы убит знакомый нам всем сподвижник Каппеля с первых дней его выступления на Волге, капитан-топограф Максимов, сам пожелавший командовать строевой частью.

Вторая задача – создание своими средствами армейского резерва – вовсе не удалась. Она требовала большого времени и средств. Генерал Сахаров хотел это сделать чуть ли не в две-три недели, использовать прибывших из тыла офицеров и солдат, получивших подготовку во Владивостоке. В результате были сформированы зачатки бригады и егерского батальона. При штабе армии были организованы особые курсы для офицеров, присылаемых из тыла, и пленных. Режим был в них введен строжайший; может быть, и был бы толк, если бы было достаточно времени. Начали работу, кажется, две офицерские школы для подготовки офицеров и унтер-офицеров. Пополнения на фронте шли согласно намеченной программе, но, увы, без шинелей (одеяла вместо шинелей). Недостаточно было и винтовок. Впрочем, последнее мало огорчало армейское командование, так как официальные данные о наличии оружия в частях всегда грешили в меньшую сторону и обычно люди в частях вооружались. Беда была в том, что благодаря этим утаиваниям трудно было различить, где правда, где ложь, и совершенно нельзя было точно урегулировать распределение винтовок. Кадровые бригады продолжали пополняться мобилизуемыми в прифронтовом районе, но без надежды, что они будут одеты как следует, хотя бы к окончанию срока обучения. Ставка обещала дать Сибирские дивизии на фронт в июле по особому расписанию.

Громадной работы и энергии требовала железная дорога. С одной стороны, постоянно требовались срочные перевозки, а с другой – дорогу загромождало громадное количество эшелонов, занятых различными штабами, хозорганами, организациями, беженцами, эвакуируемым имуществом. Пытались нормировать количество вагонов под крупные учреждения, принимались решительные меры для выбрасывания грузов из вагонов, а все же дорога была загромождена. И чем далее фронт продвигался к Востоку, тем положение становилось катастрофичнее.

К состоянию тылов, вопросу о пополнениях я еще вернусь; здесь же должен добавить, что при проведении в жизнь всего намеченного генералом Сахаровым и его штабом, помимо бумажности некоторых расчетов, играли большую роль личные отношения к нему командного состава армии, а также личные качества генерала Сахарова. Как будто большинство начинаний и мер были правильны, а дело шло с трудом. Ему не удавалось стать авторитетом для всех в армии. Своей манерой обращения, подчеркнутым солдатским видом, внешними приемами он часто отталкивал, восстанавливал против себя людей самых исполнительных; нужно было привыкнуть к нему, чтобы хорошо работать. К этому надо прибавить особую требовательность ко всем, чтобы все «делалось отчетливо», то есть подчеркнуто по-солдатски; чтобы армия была «регулярной».

Начавшие работу на фронте с первых дней Гражданской войны Каппель и Войцеховский относились ко многому из порядков иронически и иногда даже протестовали. Генерал Войцеховский позже даже ушел из армии Сахарова. К ушедшему генералу Ханжину относились совсем иначе; несмотря на мягкость характера, личный авторитет его стоял высоко, и командный состав как-то старался помочь ему, шел навстречу. Недостаток был скорее в определенных требованиях с его стороны. Это был свой человек, понимающий нужды фронта, личные особенности начальствующих, условия Гражданской войны, знающий историю всякой части.

Рознь эта, неприязнь, началась с самого начала появления генерала Сахарова в качестве начальника штаба и так осталась неизжитой до самого конца движения в Сибири. Корень этой неприязни лежал в том, что Войцеховский, Каппель и др. начали работу на фронте с маленькими отрядами, работали самостоятельно в самой переменчивой обстановке с различными силами и привыкли к тому, чтобы армейское командование было внимательно к их докладам, прислушивалось к ним. Новый командующий армией, его начальник штаба не были раньше участниками Гражданской войны и, став во главе военного управления, стали не только руководить, но и учить, понукать и даже внушать и т. д., часто совершенно не обращая внимания на особенности обстановки и смотря на все под своим углом зрения, преследующим все «нерегулярное» в армии. Кроме того, целый ряд мер нового командующего армией не встречал сочувствия, а иногда вызывал противодействие. Генерал Сахаров всячески добивался, чтобы все части армии были хорошо выправлены, внешне дисциплинированы (хорошо отдавали честь, отвечали и т. д.). Дисциплина во многих частях была своеобразно добровольческая, не поддававшаяся на понукания – в результате ряд недоразумений.

При штабе армии начал формироваться Егерский батальон, внешне страшно подтянутый, вымуштрованный, отлично певший песни – части с добровольческой закваской смотрели на все это несколько иронически. Генерал Сахаров при смотрах старался ходить так быстро, что за ним все бежали – и это считалось копировкой не кого иного, как Великого Петра.

Разросся Осведарм в дополнение к различным осведам при Ставке. К концу лета один поезд его уже не вмещал всего Осведа – столько было там людей. Это была попытка конкурировать в агитации с большевиками. Кроме агитации, Осведарм получил задачи и другие: он не только осведомлял армию и население, но имел своих агентов в частях, требовал донесений о всем происходящем вплоть до характеристики действий начальствующих. Это вызывало протесты командного состава, но безуспешно; позже мне приходилось читать характеристику моей собственной работы, штаба и командиров полков, посланную агентом Осведарма. Штаб армии хотел знать о состоянии частей не от подчиненного командного состава, а помимо, от своих агентов, предоставив им таким образом широкое поле для субъективных суждений. Если добавить, что в осведы старались пробраться эсеры, то впечатление от этой меры получалось скверное.

В Бердяуше, кажется в первой половине июля, мне пришлось быть членом военно-полевого суда по делу эвакуации Уфы. Преданы были суду интендант и два или три чиновника за бездействие власти и оставление имущества раньше времени. На общем фоне отступательной суматохи это были мелкие факты, и всякому преданному суду чину, конечно, трудно доказать невиновность при таком обвинении, как бездействие власти и упущения по службе при эвакуации. Никаких вопиющих преступлений суд не нашел – признал, что все недостаточно были тверды и решительны, волновались и заботились о вызове семейств. Основная причина неполной эвакуации имущества – запоздание с началом и затем несвоевременная подача обещанных вагонов начальником военных сообщений. Последний только что принял должность и не смог выполнить своих первоначальных обещаний. В общем, суд приговорил обвиняемых за упущения и бездействие к каторге, но постановил донести до сведения командующего армией свое особое мнение, основанное на изучении материалов, что обвиненные – стрелочники в эвакуационной неурядице; командование армией и штаб запоздали с отдачей распоряжения, штаб взял себе под