Книга Кинжал с красной лилией - Жюльетта Бенцони

Посол мгновенно понял, что девушка не осталась равнодушной к де Саррансу, и его это, к собственному удивлению, почему-то страшно рассердило.

— Не знаю, появится ли у вас такая возможность, мадонна, — сухо ответил он и добавил с откровенной дерзостью: — Он не хочет на вас жениться.

— Так вот о чем он хотел с вами поговорить!

— И не только. Он хочет, чтобы отказ исходил от вас.

— От меня? По-моему, он повредился в рассудке.

— Возможно, так оно и есть. Дело в том, что он влюблен в другую девушку и хочет видеть ее своей женой. Однако ни король, ни его отец не одобряют его намерений.

— Но в таком случае разве не должен он подчиниться?

— Безусловно, должен, тем более что он на службе у короля, но он из породы твердолобых упрямцев, и характер у него ничуть не лучше, чем у его батюшки, маркиза Гектора. Их упрямство известно каждому. К чести Антуана, нужно сказать, что ему всегда удавалось высказать все, что он считал нужным в лицо своему отцу и при этом обойтись без оскорблений.

— Понятно, понятно. А... второй? Лев?

— Тома де Курси. Он друг Антуана еще с тех времен, когда они были пажами, его alter ego. Они оба служат в легкой кавалерии и, можно сказать, неразлучны.

— Орест и Пилад?

— Да, если хотите. Кстати, я сейчас вам сообщу одну подробность, которая вас очень позабавит. Тома, лев, тоже приложил руку к отказу своего друга от свадьбы с флорентийской дамой.

— Расскажите, расскажите, мне очень хотелось бы, чтобы меня позабавили.

— Извольте. Когда мы сегодня вечером подъехали к посольскому дому, Тома ужинал в харчевне, которая расположена по соседству. Он видел нас в окно, и недовольство донны Гонории, безусловно, привлекло его внимание. Заметил он и то, что она в карете одна, поскольку вы предпочли гарцевать в мужском костюме после того, как вышло из строя ваше дамское седло.

— И что же?

— А то, что он принял ее за вас.

— Ее? Вы хотите сказать... он решил, что его друг должен жениться на Гонории?

— Именно, именно. Согласитесь, что это забавно.

Гневные искорки, которые мерцали в темных глазах Лоренцы, засветились весельем, и она рассмеялась безудержным звонким смехом. Ей было так смешно, что говорить уже расхотелось. Даже вернувшись к себе в спальню, она продолжала смеяться. Ближайшие дни обещали ей много забавного.

Глава 3

Один только взгляд...

Королева Мария очень любила дворец в Фонтенбло, он чем-то напоминал ей родную Италию. Приматис, который построил этот дворец для Франциска I, был итальянцем, и королева знала об этом. Кроме того, ее сердце радовали великолепный парк, зеркала прудов, вольеры, лес и Сена, что текла совсем неподалеку... Здесь ей нравилось куда больше, чем в Лувре, по-средневековому мрачном, несмотря на значительные переделки, предпринятые семейством Валуа, и в особенности Екатериной де Медичи, которые продолжал и Генрих IV.

Королева до сих пор не могла забыть ужаса, который охватил ее, когда она после своего венчания в Лионе, где остался ее супруг Генрих, была доставлена в Париж и впервые обходила старый дворец, в котором ее никто не ждал, — темный, зловещий, с расшатанной мебелью, поблекшими росписями, посекшимися драпировками, едва освещенный тусклыми светильниками. Она сочла тогда, что с ней сыграли дурную шутку, и от обиды расплакалась. Недолго думая, она отправилась жить в особняк к Гонди, старинному семейству флорентийских банкиров, приехавших во Францию в свите Екатерины де Медичи. Немного придя в себя и обжившись, она взялась за дело и распорядилась начать работы по переустройству Лувра. Она была богата, знала, чего хотела, и, когда король после ратных трудов вернулся под семейный кров, он не мог не оценить свершившихся перемен — полные роскоши покои стали наконец достойной обителью королевского семейства.

После долгих лет войны Генриху IV удалось заключить мир. Долгожданный и надежный мир, и народ, благосклонность которого Его Величество вынужден был завоевывать собственной шпагой, был ему за него признателен, надеясь, что вслед за миром вернется и благосостояние. Генрих распорядился пристроить к Лувру длинную галерею, которая соединила его с дворцом Тюильри. И тогда же он построил несколько новых зданий в Фонтенбло, своем любимом поместье, где позволял себе беззаветно предаваться страсти к охоте. С тех пор царственная чета из года в год переезжала обычно на сентябрь и октябрь в Фонтенбло. Случалось, что Мария приезжала туда одна и весной...

В то утро погода радовала теплом и солнышком. В легком шелковом платье и большой шляпе из итальянской соломки с лентами из тафты королева отдавала распоряжения старшему садовнику, но тут к ней подошла одна из ее придворных дам и сообщила, что тосканский посол просит Ее Величество уделить ему несколько минут для беседы. Марию обрадовал приезд Джованетти, она распорядилась, чтобы его провели к вольеру с птицами, куда она вскоре подойдет.

— Ну, что сьер Филиппо? — закричала она, с радостью перейдя на родной итальянский и привычное во Флоренции «ты». — Ты к нам с хорошими новостями? Привез мою крестницу?

— Да, она здесь, Ваше Величество, и готова исполнить вашу королевскую волю. Однако должен сказать, что нашему счастью помогло большое несчастье.

— О чем ты?

— Если бы я приехал во Флоренцию двумя неделями позже, неизвестно, где бы я нашел вашу крестницу. Дело в том, что она собиралась замуж.

— Неужели? А сколько же ей лет?

— Только что исполнилось семнадцать. И она обворожительна.

— За кого же она собралась замуж? Я-то думала, что она еще в монастыре.

— За молодого Витторио Строцци. Его Высочество герцог помог молодым людям встретиться во время празднества у себя в саду, и они влюбились друг в друга с первого взгляда. Свадьба должна была состояться спустя неделю после моего приезда, но накануне свадьбы жених был убит. Его нашли на пороге дома, где он, прощаясь с холостяцкой жизнью, устроил для друзей праздник, с кинжалом в сердце. В записке на его груди говорилось, что такая судьба ждет каждого, кто задумает претендовать на руку донны Лоренцы.

Голубые глаза навыкате — наследие Габсбургов! — широко раскрылись.

— Виновник найден?

— Нет, Ваше Величество. И великий герцог Фердинандо отнесся в высшей степени благосклонно к возможности отправить девушку во Францию, дав ей возможность выполнить вашу волю и оказаться в безопасности.

— Матерь Божия! Моя крестница, должно быть, плачет днем и ночью!

— Донна Лоренца разумная девушка, Ваше Величество. К тому же помолвка произошла так быстро, слишком быстро, я бы сказал, что она, я полагаю, не успела еще глубоко привязаться к жениху. Но вернуться в монастырь она не захотела.

— Вот это хорошо! Думаю, она не останется в проигрыше. Я не знала молодого Строцци, но тот, кого я ей предназначила, весьма привлекателен. Стало быть, все к лучшему.