Книга Сын за отца отвечает - Александр Анатольевич Пересвет

— Что конкретно намерен делать? — спросил тот.

— Буду разыскивать тех, кто это сделал.

— Убьёшь… — не спросил, а констатировал Тихон.

— Да, — кратко ответил Алексей.

Пауза.

— Та-ак, — протянул затем шеф. — Первое — безусловно. Имеешь право. Второе — против. Там война пошла настоящая. А ты там ничего не знаешь. И в одиночку ничего не сделаешь. Завалят тебя запросто. И всё. А ты мне здесь нужен.

Алексей непроизвольно сжал кулаки. Положил себе на колени.

— Вопрос даже не стоит, — набычившись, проговорил он. — Так будет. Так или никак.

Ященко посмотрел на него хмуро, даже зло.

— Помню я про выход отсюда, — хмуро, но по-прежнему решительно проговорил Алексей. — Просился бы в отпуск, но не прошусь. Потому что не знаю, как что будет. Но не считай это… м-м-м… жёстким увольнением, — он не смог найти более подходящего слова. — Подписки все остаются. И слово моё. Не уходил бы, если б не известные тебе обстоятельства.

— Дурь это, а не обстоятельства, — отрезал Ященко. — Мальчишество. Романтика. Можно было бы действовать и отсюда. И не таких устанавливали. И ликвидировали бы порядком, как положено…

— Дело не только в отце, — покачал головою Алексей. — Знаю: ты бы помог. И тогда за него даже легче было бы отомстить. Через возможности нашей конторы. Но не в отце только дело, понимаешь? Я всю мразь эту фашистскую с земли моей вычистить хочу!

Ященко усмехнулся:

— Они считают эту землю своею…

— Они могут считать что угодно! — прошипел, не сдержав ненависти, Алексей. — Когда человека убивают только за то, что он думает иначе, — это фашисты. А фашистам в принципе нет места на земле. Не должно быть! А тем более, чтобы они на нашей земле злодействовали!

Он оборвал себя. Ему вдруг стало стыдно за пафос, который Ященко мог найти в его словах.

— В общем, решил я, — глухо проговорил Алексей. — Или отпускай, или увольняй. Какие надо бумаги по секретности подписать, всё подпишу…

Ященко смотрел на него остро, пронзительно. Алексей ответил прямым, упрямым взглядом.

— Ладно, — помолчав, пришлёпнул шеф ладонью по столу, спрятав взгляд свой словно в ножны. — Слушай моё решение.

И задумался.

— Намерение твоё мне не по нраву, но я его одобряю, — высказался он парадоксально после паузы. Впрочем, тут же пояснил свою мысль: — Не по нраву потому, что ставишь свой вопрос против моего. Грозишь увольнением, хотя ты мне нужен. И хочешь ехать на войну, хотя я тебя не пускаю. Но одобряю, потому что иначе я и сам бы не поступил. И тебя бы перестал уважать, послушайся ты моего запрета. Но я знал, что ты его не послушаешься, — совсем уж нелогично закруглил Ященко.

Ещё один испытывающий взгляд на Алексея.

— Завтра приходи, — наконец, бросил шеф. — С «бегунком». Тогда и завершим тему.

И размашисто написал на заявлении Алексея: «Согласен». Поставил дату и расписался.

По душе резануло. Всё же с Ященко, «Антеем», работой Алексей как-то сроднился. И сейчас разрыв, вдруг ставший фактом, оказался болезненным.

Но и вариантов иных не было.

Ибо он всё решил.

Глава 3

— Всё спишь? Просыпайся! Слыхал? Сан Саныча убили!

Звонок от Митридата — как, наверное, всегда в первый посленовогодний день, — прозвучал крайне некстати. Да ещё с дурацким вопросом: «Слыхал?» Что Кравченко мог слышать? Алексей валялся на скомканной и влажной простыне, бездумно глядя в потолок и поглаживая обнажённую спину Ирины. Сама подруга прижалась к его боку, положив голову ему на плечо, и что-то такое мурлыкала, благодарное и прочувствованное. Он не вслушивался, ловя лишь интонации и в нужных местах согласно прижимая женщину к себе.

Законное утро неги после новогодней ночи. И день. И потом ещё вечер. Особенно если к тому же голова не болит от лишнего выпитого.

А лишнего выпито не было. Алексей был отпущен командованием домой на три дня, сопровождаемый веским советом на Новый год «не перебарщивать», ибо время такое, мало ли что. Хоть и перемирие.

Ну, особо никто и не собирался. По соточке приняли у Митридата на квартире, не считая того, что поначалу чокнулись и выпили с девчонками по шампанскому. Под первый удар курантов в Москве. Потом распили бутылку текилы, что притащил митридатов приятель Тимур из штаба корпуса. Что это на четверых, считая ещё Злого? Да ни о чём! Была, правда, ещё одна текила от того же Тимура, но за ней как-то никто уже и не тянулся.

И теперь голова была чиста и соображала чётко. Но только секунды через четыре пришло осознание ошеломительной новости. Он резко сел на кровати.

— Сан Саныча?! Убили? Кто? Что известно?

* * *

К Александру Бледнову Алексея подвёл Ященко. Не сам, конечно. Заочно. Просто когда Кравченко безальтернативно поставил вопрос о том, что едет на Донбасс, передал контакты людей, которые могли бы правильно принять на месте его сотрудника. Заодно подробно проинструктировав относительно того, с кем какие отношения и как строить.

Сан Саныч Бледнов, по позывному Бэтмен, был одним из лучших командиров луганского ополчения. Впрочем, уже армии: не так давно он со своим отрядом влился в 4-ю бригаду, став в ней начальником штаба. Летние и особенно осенние тёрки его с руководством республики остались, казалось, позади. Совсем недавно он, Сан Саныч, сидел здесь, в Лёшкиной квартире, на краю этой самой кровати, ел расклякавшиеся от долгой варки пельмени. Увлеклись разговором, что поделаешь, допустили их развариваться и разваливаться. Пока Муха, охранник Бэтмена, не обратил на это внимание хозяина квартиры…

А говорили о многом — будто прорвало. Как-то прежде обстоятельства не приводили к тому, чтобы они вот так запросто могли пообщаться друг с другом. Бэтмен был командир, Буран — его подчинённый. Хотя и с достаточной долей автономии: со своим собственным, пусть и небольшим, подразделением. Да и строгий был человек Сан Саныч Бледнов, суровый. Не больно-то и раскрывался, а тем более в служебной обстановке.

Но тут обстановка была как раз не служебная. Нет, и не питейная. Сан Саныч не пил вовсе, а при нём разливать на двоих — Митридат тоже присутствовал — как-то не тянуло. И таким открытым Алексей Бэтмена ещё не видел.

Война — это страшная вещь, говорил тот. И в бой идти очень страшно. Не боятся только сумасшедшие. Но когда на одной чаше весов твоя жизнь и здоровье, а на другой — виселицы с невинно убиенными людьми… Когда под угрозой гибели твоя земля, твой дом, твои дети, твои родные и близкие. И даже воздух, деревья, среди которых ты вырос… Тогда ты пойдёшь